В роли Бориса Соловьева Олег Кандауров.

В роли Натальи Шанталь Коноплянникова.

(Кент просил сменить имя. Сергей обещал, но сначала, в угаре переработки, было некогда, а потом оказалось поздно — пришлось бы перепечатывать весь сценарий, Ахтамбеков отдал его на машинку без ведома Сергея.)

Первые кадры — интерьер московской квартиры. Шикарная прихожая метров в двадцать, оленьи рога вместо вешалок, зеркало во всю стену, модерновая живопись.

Бутафорская мосфильмовская прихожая, никогда не существовавшая в действительности. Кент до своего лауреатства, уже будучи доктором наук, жил в обыкновенной двухкомнатной квартире, в прихожей двоим не разойтись.

Кабинет Соловьева, широкая панорама книжных стеллажей, пестрящих иноязычными названиями.

(Кент знал тогда только английский, да и то, как говорил со смехом, в силу необходимости.)

Далее смутная фигура сидящего за столом человека. Мыслитель… Наезд камеры — крупное красивое лицо, отрешенный, затуманенный взгляд.

(— Порнография! — сдержанно, вполголоса орал на него Кент. — Что вы показываете? На этой физиономии нет и подобия мысли!)

Два года не видел Сергей своего фильма и теперь как будто со стороны смотрел его.

Перед этим фильмом был другой, первый.

Только что появилась в журнале его повесть о Севере. Там многое было настоящим. Его скитания по настоящему, невыдуманному Северу, встречи с десятками реальных, невыдуманных людей. Повесть, ужатая до пятидесяти журнальных страниц, тоже была настоящая. Вероятно, лучшее из всего написанного им.

Он приехал в Москву сдавать сессию. Тут-то и разыскал его Ахтамбеков.

— Стари-ик, — выпевал высокий седеющий брюнет, едва шагнувший на пятый десяток, — давай писать сценарий… Немедленно, слышишь? Через девять месяцев мы будем иметь фильм…

Фильм появился через год. Настоящего в нем было уже гораздо меньше, чем в повести. Бутафорские вьюги заносили бутафорские дома — на натурные съемки зимнего сезона не хватило, — почти натурально, но с придыханием в голосе выговаривали настоящие слова из повести второразрядные актеры.

Фильм, впрочем, имел успех. Сотни, с натяжкой и тысячи писем в адрес режиссера, актеров и в его, Сергея, собственный, аккредитованный на «Мосфильме» адрес.

На послепремьерном банкете сладкая узорная вязь ахтамбековских слов:

— От души надеюсь, что наше плодотворное сотрудничество будет продолжаться и мы сделаем еще не одну картину…

Месяца три бездеятельная суета телефонных звонков, многозначительных намеков, снисходительных просьб: «Подожди, старик, дай оглядеться…»

Потом уж Сергей узнал — Ахтамбекову зарубили обещанную, почти решенную картину, он оказался не у дел и повернулся лицом к Сергею: