— А я училище…

— Глуши батареей, Залейка!

Эффект батарейного залпа опять превзошел ожидания Крылова и вызвал у него зависть — теперь уже к лейтенанту: вот это работа.

Капитан в тот же день ушел, за ним ушли связисты.

Лейтенанта Водоналейко будто подменили: он больше не обращал внимания на вшей, на немытые руки, на обстрел немцами деревни. Теперь он смотрел смело, в голосе у него появились решительные нотки.

Через сутки его перевели в артполк.

Проводили лейтенанта тепло, простив ему и наскоки на сорокапятку, и унылые дни, прожитые вместе с ним.

— Ты не обижайся, лейтенант, что мы тут. Не со зла. — признался Камзолов.

— Я привык: фамилия у меня такая. — с неменьшим простодушием ответил Водоналейко. — Ведь мама.

Мисюра подарил ему зажигалку, а Василь Тимофеич вызвался проводить его за деревню.

На прощанье Водоналейко окончательно перечеркнул былые недоразумения:

— А вы. Я ведь не знаю вашей пушки. Я вам только.

В общем, лейтенант оставил в сердцах сорокапятчиков добрую память о себе. Пребывание на передовой отразилось не только на его внешнем виде, но и на походке: теперь он шагал почти так же уверенно, как Василь Тимофеич и сержант-артиллерист.

* * *

В этой истории Крылову открылся неожиданный смысл: человек на войне следовал своим собственным желаниям и стал счастливее. Крылов никогда не выбирал, что лучше для него самого. Он довольствовался тем, что ему предлагала война: потребовались добровольцы в авиадесантные войска — он бросил школу и ушел в армию. Военная судьба привела его в противотанковую батарею — он в ней и остался, повинуясь тому же «надо». Лишь в партизанский отряд он попал по собственной воле, и именно там он нашел свое счастье…

Не ошибался ли он, следуя только долгу и отодвигая личное на задний план? Можно ли быть счастливым, повинуясь лишь долгу? Долг — это общее, для всех, а счастлив же или несчастлив человек всегда по-своему. Может быть, ему, когда он отстал от партизан, надо было, несмотря ни на что, идти в Старую Буду?

С той поры миновало больше года. Он давно привык к батарее и давно уже повторял пройденное, жил вполсилы, хотя мог бы решать задачи посложнее. Он шел по фронтовым дорогам, довольствуясь скромной работой, будто достиг всего, чего желал.

А что он мог еще?

* * *