Лицо у лейтенанта было пухловатое, голос напоминал женский. Но самым слабым местом у него оказалась фамилия, настоящая находка для отоспавшихся сорокапятчиков. Уже после завтрака Василь Тимофеич будто между прочим сказал:

— Я принес, а ты, Камзол, в ведро воды налей-ка.

Эта пробная фраза была началом бурного словотворчества, правда, довольно однообразного.

— Ты принес, ты и воды налей-ка!

Мисюра подключился позже, когда стоял за углом с Камзоловым.

— Смотри, на меня не налей-ка.

Но лейтенант не подавал из блиндажа признаков жизни. Ночью он ворочался с бока на бок, тяжело вздыхал, потом сидел на краю нар, опасливо поглядывая на Мисюру, который усердно чесал у себя под мышкой.

— У вас тут и… вши есть? — страдальческим тоном спросил он у Камзолова, когда тот зашел в блиндаж прикурить.

— Только у Мисюры, товарищ лейтенант, у других нет, не бойтесь.

По тому, как тоскливо лейтенант смотрел на огонек печки и как осторожно ощупывал солому, Крылов заключил, что в душе у взводного господствовал мрак. Крылов сел и, стараясь чесаться поаккуратнее, свернул цигарку. Как он и рассчитывал, лейтенант уже был готов к откровенной беседе. Понимаете, старший сержант, я сюда по недоразумению попал. Вы даже не представляете. Я училище с отличием окончил, мне особое назначение давали. А где-то какой-то писарь меня не в тот список внес. Я только в штабе полка узнал, что попал в пехоту. Вы представляете? А мне даже… завидовали. Я майору говорю, недоразумение это, а он… принимайте, говорит, взвод… этих…

Горе лейтенанта было неподдельно, но Крылов едва удерживался от смеха. Зато Камзолов за стеной ржал, как жеребец.

— Повоюете, товарищ лейтенант, может, понравится, — предположил Крылов. Лейтенант взглянул на него, как на помешанного.

— И вы здесь… вот так?

Крылов все-таки не выдержал и почесал затылок. Лейтенант заметил его жест и непроизвольно застегнул полушубок, хотя в блиндаже было жарко до духоты.

Утром, когда принесли завтрак, лейтенант нерешительно оглядел свои руки:

— Моя мама в консерватории… по классу фортепиано, она…

Упоминание о таких фантастических материях окончательно вывело Крылова из привычного равновесия, и старый бес ехидства ожил в нем:

— Василь Тимофеич, полей-ка… лейтенанту Водоналейко!

— Она обещала, — продолжал лейтенант, — как только я сообщу ей адрес артиллерийской части, — приехать туда с концертом…

— Воды нет, товарищ лейтенант, вот если чаем. Степа, полей-ка лейтенанту.