Батшебе в самом деле хотелось посмотреть представление, но войти в шатер без провожатого она опасалась. Обыкновенно в таких случаях ее выручал Оук – это было его неотчуждаемой привилегией. Однако он куда-то запропал.

– Если бы вы сначала заглянули и узнали, есть ли место, я бы, пожалуй, зашла на минутку-другую.

Очень скоро Батшеба появилась в шатре в сопровождении Болдвуда, который тотчас удалился, подведя ее к «заказному» месту – возвышению со скамьей, накрытой красной тканью, и ковриком для ног. К своему смущению, Батшеба обнаружила, что все остальные зрители не сидят, а стоят по краям арены, откуда им открывается вдвое лучший вид за вдвое меньшие деньги. На нее, почетную посетительницу, одиноко восседающую на пурпурном троне, устремилось не меньше глаз, чем на клоунов и пони, блиставших своим искусством в центре круга. Турпин еще не выходил.

Батшеба решила, что, раз уж заплачено, нужно остаться и пользоваться положением. Она села поудобней, расправила юбки, заняв пустующие места справа и слева, и преобразила весь шатер своею горделивой женственностью. В толпе, теснившейся прямо перед ее возвышением, она скоро увидала красную шею Джена Коггена, а рядом с ним благообразный профиль Джозефа Пурграсса.

В шатре царил необычный полумрак. Полупрозрачный сияющий воздух осеннего вечера сообщал особую рембрандтовскую силу желтым лучам солнца, которые, проникая сквозь щели в холсте, струями золотой пыли пересекали голубоватую дымку под куполом и падали на противоположную стену, словно она была увешана множеством маленьких ламп.

Решив произвести рекогносцировку перед выходом на сцену, Трой из своей уборной заглянул в прорезь, сделанную в занавесе, и тотчас увидел жену, которая, ни о чем не подозревая, восседала на почетном месте, как королева на рыцарском турнире. Трой, совершенно обескураженный, попятился: конечно же, грим скрывал его лицо, но голос Батшеба наверняка узнает.

Несколько раз в продолжение этого дня ему приходило в голову, что его может увидеть кто-то из жителей Уэзербери или соседних деревень. «Ну и пускай себе», – думал Трой, беспечно пренебрегая риском. И вот перед ним сидела Батшеба собственной персоной. В действительности эта картина оказалась настолько сокрушительней тех, какие рисовало воображение, что он понял, как необдуманно поступил, согласившись выступать на ярмарке.

Красота Батшебы вмиг развеяла то равнодушие, с каким Трой вспоминал родные места и их жителей. Он не ожидал, что эта женщина вновь сможет в мгновение ока обрести над ним власть. Уж не выйти ли ему на сцену, как ни в чем не бывало? Нет, этого Трой не мог. Осторожность требовала, чтобы он оставался неизвестным, а кроме того, ему вдруг сделалось стыдно: красивая молодая жена, уже его презирающая, вероятно, станет презирать его еще сильнее, увидав, до какого положения он опустился. При этой мысли отставной сержант даже залился краской. Сейчас ему было, как никогда, обидно из-за того, что в свое время он поддался чувству отвращения к Уэзербери и теперь шатается по стране с бродячим цирком.