Однако в минуты растерянности Трой зачастую действовал ловчее, чем когда-либо. Он быстро отдернул занавеску, отделявшую его половину уборной от той, где пребывал владелец и директор цирка. В этот момент, правда, он был таковым лишь от пояса до пят, а верхней половиной своего тела уже успел преобразиться в индивидуума, известного под именем Том Кинг.

– Явился дьявол за своими денежками! – воскликнул Трой.

– Как так?

– Там, в зале, мой кредитор. Как пить дать схватит меня, подлец, едва я заговорю. Как же мне быть?

– Идти на сцену все-таки надо.

– Но я не могу!

– А мы не можем отменить пьесу.

– Тогда почему бы вам не сказать, что Турпин простудился и потерял голос, поэтому исполнит свою роль без слов?

Директор покачал головой.

– Вы как знаете, а я рта все равно не раскрою, – сказал Трой твердо.

– Дайте-ка подумать… – ответил директор, решивший, очевидно, что ведущего артиста труппы лучше не обижать отказом. – Вот как мы поступим: о вашей простуде я объявлять не стану. Вы просто молчите, и пускай все думают, будто так и надо. Здесь подмигните этак многозначительно, там тряхните головой поэффектнее. Никто ничего и не заметит.

Мысль, посетившая директора, оказалась недурна. Реплики Турпина были немногочисленны и не отличались пространностью, ибо суть представления заключалась не в словах, а в действиях.

Пьеса началась: в назначенную минуту Черная Бесс выскочила на травянистую арену под рукоплескания зрителей. Когда солдаты, преследующие Турпина, остановились у заставы и полусонный смотритель в ночном колпаке с кисточкой ответил им, будто не видал никакого всадника, Когген во всю мощь своей широкой груди проревел: «Молодчина, Турпин!» Его рев разнесся по всей ярмарке, заглушив овечье блеяние, а Пурграсс только удовлетворенно улыбнулся: ему отрадно было видеть, что герой может запросто перемахнуть через шлагбаум, меж тем как враги, олицетворяющие неуклюжее правосудие, вынуждены стоять, ожидая, чтобы проезд открыли. Когда же дело дошло до сцены гибели Тома Кинга, Джозеф схватил Коггена за руку и со слезами на глазах прошептал: «Он ведь не взаправду его застрелил, Джен, а так только кажется!»

Наконец наступила развязка, и для того, чтобы унести тело верной Бесс, пригласили двенадцать добровольцев из зала. Пурграсс не мог не пойти. Увлекая за собою и Коггена, он воскликнул: «Теперь у нас будет о чем рассказать у старого Уоррена! Будет о чем поведать детям!» И действительно, много лет с того самого вечера посетители солодовни слушали историю Джозефа Пурграсса о том, как он, человек бывалый, однажды собственной рукой дотронулся до копыта Черной Бесс, лежавшей на щите, который он подпирал своим плечом. Философы говорят, что бессмертие представляет собою способность запечатлеваться в памяти людей. Если так, то в день гринхиллской ярмарки Черная Бесс себя обессмертила – причем, вполне вероятно, не в первый раз.