– Батшеба, я пришел за тобой!

Она не ответила.

– Идем же со мной, идем!

Она чуть пошевелила ногой, но не встала. Трой подошел к ней и властно повторил:

– Идемте, мадам, или вы меня не слышите?

От камина донесся странный голос – такой далекий и мрачный, словно он звучал из подземелья. Едва ли кто-либо из собравшихся сразу узнал голос Болдвуда.

– Батшеба, ступайте к мужу!

Она не пошевелилась: теперешнее состояние сделало ее неспособной к любой деятельности. Это был не обморок, а душевное оцепенение сродни недугу, который медики именуют gutta serena[77]: сознание Батшебы на минуту погрузилось в кромешную тьму, хотя внешний ее облик не изменился. Трой протянул к ней ладонь – она отпрянула. Раздраженный тем, что жена так явно его страшится, он схватил ее за руку и резко дернул. Возможно, это прикосновение причинило Батшебе боль, а возможно, оно само по себе внушило ей отвращение. Так или иначе, она, вывернувшись, вскрикнула. За этим криком, коротким и негромким, внезапно последовал оглушительный хлопок, гулко разнесшийся по зале. Дубовая перегородка вздрогнула от сотрясения. Все онемели. Помещение наполнилось серым дымом.

Недоуменные взгляды гостей обратились к Болдвуду, стоявшему у камина. За его спиной находилась подставка, предназначенная, как заведено в фермерских домах, для двух ружей. Когда Батшеба вскрикнула от прикосновения своего супруга, мучительное отчаяние сменилось на лице Болдвуда иным выражением: вены набухли, глаза вспыхнули безумным блеском. Он быстро обернулся, схватил одно из ружей, двуствольное, взвел курок и выстрелил в Троя. Тот упал.

Расстояние между стрелявшим и целью было так мало, что вся дробь, не рассеявшись, вошла в тело, как пуля. Упавший издал протяжный гортанный стон, мускулы его сократились, затем он вытянулся, расслабился и застыл.

Тем временем Болдвуд, полускрытый облаком дыма, производил новую манипуляцию с ружьем. Привязав к курку платок, он ногою направлял ствол на себя. Сэмуэй, который первым из всех заметил это и сумел преодолеть оцепенение, бросился к хозяину. Тот дернул за платок. Ружье выстрелило, но, благодаря проворству Сэма, успевшего ударом отвести дуло в сторону, поразило лишь потолочную балку.

– Все равно, – произнес Болдвуд, тяжело дыша. – Я приму смерть иначе.

Оттолкнув Сэмуэя, он подошел к Батшебе и поцеловал ее руку. Затем надел шляпу, отворил дверь и вышел в темноту. Никто не подумал его остановить.

Глава LIV После потрясения

Глава LIV

После потрясения

Болдвуд вышел на дорогу и зашагал в сторону Кестербриджа. Спокойной размеренной походкой он миновал Йелберийский холм и мертвую равнину, затем поднялся на Меллстокский холм, пересек вересковую пустошь и незадолго до полуночи был уже в городе. Улицы опустели. Волнующиеся огни фонарей освещали только окна лавок, закрытые серыми ставнями, да белую мостовую, от которой гулко отдавались шаги Болдвуда. Повернув направо, он остановился перед массивною каменною аркой ворот, подбитых железом. Это был вход в тюрьму. При свете висячей лампы несчастный путник отыскал шнурок и позвонил. В открывшееся оконце показалось лицо привратника. Болдвуд подошел ближе, что-то тихо произнес. Через некоторое время появился еще один человек. Дверь открыли и через несколько мгновений закрыли за Болдвудом. С тех пор он более не бродил по белому свету.