В зале зажегся свет – начался антракт. Ним с Карен остались на местах, когда остальные зрители разошлись. Сперва оба молчали, потом Карен заговорила:

– Можешь ответить на мой вопрос сейчас, если хочешь.

Не было нужды спрашивать, про какой вопрос идет речь.

– Все меняется, – вздохнул Ним.

– Глупо ожидать обратного, – согласилась Карен. – Конечно, иногда приятно помечтать, хотеть невозможного, представлять, что все хорошее будет длиться вечно… Однако жизнь научила меня смотреть на вещи реально. Скажи честно, Нимрод: что изменилось со времени нашей последней встречи?

Он рассказал ей обо всем: про Руфь, про злокачественную опухоль, которая захватывала ее тело, угрожая жизни, и про то, как под влиянием этой угрозы они с женой вновь обрели друг друга.

Карен слушала молча.

– Как только ты пришел сегодня, я поняла: что-то не так, у тебя что-то на душе – важное и личное. Теперь я знаю, в чем дело. В каком-то смысле я за тебя рада – и в то же время мне жаль, в особенности жаль твою жену.

– Может, нам повезет, – сказал он.

– Надеюсь. И такое случается.

Оркестр вновь выходил на сцену – антракт заканчивался. Зрители заняли свои места.

– Нам больше нельзя быть любовниками. Это было бы несправедливо и неправильно. Но я надеюсь, что мы продолжим дружить и иногда видеться.

Ним вновь коснулся ее руки.

– Мы друзья, навсегда, – успел сказать он, прежде чем зазвучала музыка.

* * *

По дороге домой они были задумчивы и молчаливы.

Джози заметила перемены и тоже молчала. Она навестила друзей, пока Ним с Карен слушали музыку, и ждала их перед концертным залом в Хампердинке.

Через какое-то время Ним обернулся с переднего сиденья к Карен.

– Ты сказала, что беспокоишься об отце, но не хотела говорить почему. Сейчас не расскажешь?

– Расскажу, – ответила Карен. – Хотя рассказывать особо нечего. Насколько я понимаю, у папы какие-то проблемы – денежные, видимо. Он говорит намеками, толком ничего не объясняет. Скорее всего, Хампердинк у меня ненадолго.