Даша коснулась губами его уха и прошептала:

— Это камышовка…

Из травы донеслось торопливое мелодичное посвистывание, легкие щелчки, и вдруг прекрасная песня разнеслась над болотом. Казалось, поет не одна камышовка, а десяток певчих птиц слетелись в одно место на спевку. «Тюли-тюли…» — выводил чиж. «Вэд-вэд-вэд…» — пела славка. «Кру-цикру-цикру…» — вступала большая синица, а еще были здесь зяблик, щегол, зеленушка, черноголовка, и только отчетливое «чек-чек» после каждого голоса говорило о том, что это все та же маленькая камышовка.

Даша повела его за собой. Вскоре они вышли к пологому холму, с вершины которого открылась травяная равнина. В траве были видны маленькие открытые плесы, заросшие кувшинками и кубышками и окруженные тростником и рогозом. Даша подвела его к ближайшему плесу: Вербин увидел сплетенные из старой травы и веток хатки ондатр, время от времени появлялись бурые зверьки, плыли, оставляя за собой в стоячей воде след, и часто ныряли, чтобы вынырнуть с пучком рдестов во рту. По соседству он увидел кормящихся уток, они втыкались головой в воду и, стоя вверх гузком, быстро перебирали лапками. На следующем плесе Вербин увидел бобров, которые грызли ствол ольхи.

— Я ничего раньше не видел, — сказал он.

— Потому что вы здесь чужой.

— А вы?

— Я своя.

— А как стать своим?

— Вы не станете, — она покачала головой.

Он подумал, что она права, ему не стать здесь своим, он вдруг почувствовал сожаление — почувствовал и удивился: до сих пор он не думал об этом и испытывал безразличие, как если бы он не мог стать своим в далекой стране, куда он к тому же и не стремился.

— Я хотел вас спросить… Мне тут один человек как-то повстречался…

— Трофим, — кивнув, подтвердила Даша. Она оставалась спокойной, но в лице ее появилась печаль.

— Это тот Трофим, который в марте перед Алексеем? — улыбнулся Вербин.

— Грозился? — спросила Даша, не приняв его веселости.

— Пытался.

Она долго молчала, Вербин шел рядом, посматривая на нее сбоку.

— Он жениться на мне хотел, — неожиданно сказала она.

Вербин удивленно посмотрел на нее и не знал, как быть с такой откровенностью.

— А вы? — спросил он.