Она улыбнулась, а он вдруг настороженно посмотрел вокруг, обводя взглядом заросли.

— Мне иногда кажется, в этом лесу на меня кто-то смотрит, — сказал он.

— Почудилось, — успокоила она его.

Он снова осмотрел кусты и, не обращая внимания на дождь, направился к ним.

— Не надо, — остановил его встревоженный голос Даши. Вербин остановился и обернулся к ней в удивлении. — Дождь уже кончился, пойдемте. — Она приблизилась, мягко, но настойчиво взяла его за руку и повела за собой в другую сторону.

Он покорился и послушно пошел за ней. Она вела его за собой под накрапывающим мелким дождем, и Вербин вдруг почувствовал, что нет никакой возможности ему ехать, вот так взять и отправиться с легкой душой, хотя никто его уже здесь не удерживал, никто не препятствовал отъезду, — он сам не мог уехать.

Был июль, день четвертый, Иона, Григорий и Федот, как сказала Даша.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1. Он проснулся и стал обдумывать положение. Между Родионовым и трестом началась настоящая война, меньше всего Вербину хотелось брать чью-то сторону. Он знал, что, вернись он сейчас, его тут же призовут под ружье и отправят на позиции — уклониться вряд ли удастся. Против строптивого начальника колонны сейчас, разумеется, собирали и копили улики и обвинения, и Родионов в конце концов окажется перед выбором — уйти или нажить неприятности. Это был старый, испытанный способ, Вербин не раз наблюдал его в действии. На этот раз, пожалуй, остаться в стороне будет труднее всего, — как ни странно, лучше быть здесь, вдали от глаз. Тем временем, думал он, все решится само собой, без его участия; он надеялся, что события придут к своему естественному исходу.

Вербин позавтракал и вышел из дома.

На дворе держался пасмурный, теплый, сонливый день, низкое серое небо сулило близкий дождь. Вербин прошел огороды и луг, на опушке среди мелкого подлеска и кустарника росли кипрей и донник, в краевой некоей луга отчетливо выделялись белые венчики поповника и красный короставник. Вербину пришло в голову нарвать Даше цветов, он подумал, что, может быть, это будут первые цветы, полученные ею в подарок. Он быстро составил букет и направился в лес.

Много лет уже он не испытывал ничего подобного. Это было забытое напрочь, почти юношеское нетерпение, беспокойный зуд, возбуждение, в котором смешались непонятная тревога, надежда, ожидание, даже азарт.

В нем вдруг проснулась забытая давно песенка, бесхитростный мотив, незамысловатые слова… Ему снова было двадцать лет, в голове гулял ветер, волновалась кровь, и можно было убежать в ночь, спорить до хрипоты, не думать о крыше, без стеснения нести чушь и хохотать до упаду.