— Пока ничего не изменилось. Сезон кончается, работа в пойме идет, — возразил Вербин.

— То Родионов был, а теперь… — Не договорив, он махнул рукой. — Вам ведь что то болото, что это, что оно есть, что его нет…

— Родионов давно уехал. Если бы я хотел, колонна работала бы здесь.

— Значит, не прижимали вас. Я одно знаю: нечего мне попусту здесь торчать, надо подаваться отсюда.

— Это вы напрасно, — примирительно сказал Вербин. — Я думаю, разберутся во всем.

— Вы-то разобрались? — едко спросил лесник.

— От меня тут мало что зависит, — ответил Вербин.

— Эх, Алексей Михайлович! — с сожалением усмехнулся лесник. — Вы вон какой мужчина… Вам на медведя одному ходить, а вы… — Он горько махнул рукой, тщательно загасил окурок, сунул его в карман и пошел дальше.

3. Когда Вербин пришел на кордон, Даша во дворе готовила обед.

— Я твоего отца встретил, — сказал Вербин.

— На почту пошел, письмо опустить. Он последнее время в разные лесничества пишет насчет работы.

— Зря, — сказал Вербин.

Он сидел на вкопанной в землю скамье и смотрел, как Даша чистит и режет овощи. Она проворно и легко двигалась, на солнце ее волосы наполнялись слабым, прозрачным свечением.

Снова, в который раз, ему показалось, он уже видел это — когда-то в причудливой игре света и тени, так давно, что не определить — когда. Он смотрел на нее, напрягая память, силился что-то вспомнить — давний лес, свет, испускаемый женскими волосами, и лицо: оно брезжило в прошлом неясным пятном, но отчетливым не становилось.

— Я покормлю тебя, — сказала Даша, и он очнулся.

— Нет, спасибо, я пойду. — Вербин встал.

— Отец полдня проходит, — попыталась успокоить его Даша.

— Я только хотел тебя увидеть, больше ничего.

Она подошла к нему, молча обняла его и застыла. Он замер, испытывая нежность и едкое щемление, которое теснило грудь и подступало к горлу.