Самых старых могил нельзя было найти, они сровнялись с землей, такая же участь ждала и остальные могилы, они и так уже почти не были видны в высокой траве: ни одна рука не приводила их ни разу в порядок, никто не окашивал здесь траву, не носил в праздник цветов, не зажигал поминальных свечей.

И Аглае не поставили креста, старики забили в могилу осиновый кол, чтобы Аглая не вставала, а старухи, впрягшись сообща в старый плуг, при луне опахали место кругом на тот случай, если она все же встанет: перейти вспаханную железом полосу она не могла.

Прошло несколько дней, прежде чем Вербин заметил перемену в деревне: он вдруг обнаружил, что жители его избегают. Никто его не зазывал в дом, не заговаривал, а заметив издали, сворачивали, будто он нес пустое ведро. По непонятной причине его сторонились.

Когда он обращался к кому-то, жители отвечали кратко, прятали глаза и явно старались отделаться поскорее и унести ноги. Старухи, он заметил, после встречи с ним быстро крестились и торопились прочь — те самые старухи, которые недавно еще ласково здоровались и умильными голосами приглашали зайти.

Постепенно он ощутил вокруг себя пустоту. Это было похоже на то, будто он сначала находился в толпе, а потом все расступились и вокруг образовалось свободное пространство. Никто его ни о чем не просил и не спрашивал, а одна старуха, которая до недавнего времени настойчиво приглашала его зайти, теперь, встретив его, круто повернулась и пошла в сторону, будто дорогу ей перебежала черная кошка.

Вербин терялся в догадках. Не то чтобы он огорчился или встревожился, он просто не знал, что думать.

Все прояснилось после разговора с хозяйкой.

— Остерегала я тебя, а ты не послушал, — сказала она с упреком. — Тебе мнилось, стороной пройдешь, а и угодил в силки. Говорила я, не отступится она от тебя, вот и дождался. На деревне бают, будто оставила тебя заместо себя. Вроде шепнула кому-то о том напоследок.

Вербин улыбнулся.

— Вот оно что…

— Веселья мало, люди молвою живут. У Аглаи на то расчет был: мол, сам не захочешь, молва заставит. И то правда, тебя теперь пуще нее страшатся. Все тропки, окромя своей, она тебе закрыла. Вишь, сколь зла от нее, померла, а все руки тянет. Не верил ты мне… Огнем пройти да не обжечься редко выходит.

Больше она не упрекала его, но понятно было, сколько он принес ей огорчений, последнее, самое сильное, камнем лежало у нее на душе.

Особенно боялись его дети. Стоило ему показаться, их словно ветром сдувало. Самый маленький однажды запутался на бегу в ногах, сел с размаху посреди улицы на землю и, глядя на приближающегося Вербина полными страха глазами, отчаянно заревел. Из ворот выскочила мать, схватила его в охапку и бегом унесла в дом.