Терапевт: А внутри, что вы чувствовали на самом деле?

Эта интервенция представляет собой неявное приглашение к терапевтической регрессии. В ней Эдварда просят обратиться к феноменологическому опыту более юной версии самого себя, а такое обращение лежит в основе регрессивного переживания.

Эдвард: (пауза) Я был рад уехать оттуда. Я был... Я больше не чувствовал себя счастливым; я не чувствовал себя счастливым уже по меньшей мере два года - с 10 или 11 лет. Я начал чувствовать себя несчастным, когда мне было около 10. Все, казалось, рушится в глобальном масштабе; я не мог... У меня было много очень насыщенных и осаждающих фантазий - я имею в виду, что они осаждали меня, в этом смысле. Очень яркие сексуальные фантазии, очень интенсивная сексуальная активность; я... когда мои родители уходили, я снимал всю одежду и гулял по дому голый; мы переехали, когда мне было 11. Я бродил по лесу и катался в листьях, лазал по деревьям и все такое. И у меня было огромное желание снимать одежду.

Это пока еще не регрессия в чистом виде, хотя Эдвард иногда погружается в нее, чтобы восстановить в памяти эти истории. Он, определенно, говорит о феноменологии своих предподростковых лет, но, похоже, он не переживает эмоции, которые, вероятно, сопровождали этот опыт. В его рассказе о желании быть голым есть оттенок самокритики, и терапевт отвечает так, чтобы нейтрализовать эту критику. Ее слова и тон голоса признают переживание Эдварда, нормализуют это переживание и подтверждают его функцию.

Терапевт: Вы чувствовали тактильный голод?

Эдвард: О, Господи, я был просто помешан на этом. Но... Однажды я даже взобрался на крышу (смеется) без одежды, упал с крыши; это было здорово. Посреди ночи. Наконец мне удалось найти окно, через которое я смог залезть обратно в дом. Мысль о том, что меня могли найти утром, голым, вне дома, была слишком ужасна, чтобы даже (смеется) представить это, и поэтому я... в конце концов нашел окно, которое (смеется) разбил и попал в дом...