Терапевт: Какое чудесное мгновенное облегчение. Придираться к кому-то другому. В эти несколько мгновений я представила это чувство облегчения.

«Им было еще хуже, чем мне; я придирался к ним». И здесь появляется самокритика. Терапевт быстро нормализует («Какое чудесное облегчение»), а затем использует нормализацию, чтобы пригласить к еще более детальному исследованию феноменологического опыта этого мальчика.

Эдвард: Я помню, что посмеивался над таким. Это было как... знаете, чувства, которые я помню, - это то, а) что это было совершенно несправедливо; б) что мне нравилось посмеиваться над этим; ив) было интересно, как Хьюи будет с этим справляться как мой младший брат. Знаете, было любопытно. И я был, я пытался и немного заглаживал свою вину, знаете. Я часто брал его с собой; а он был намного младше. Я пытался загладить свою вину разными способами, потому что я чувствовал, что он действительно... я имею в виду, что это было еще более несправедливо по отношению к нему, потому что он был еще менее способен защищать себя, обороняться. И это была неправда, что он был глупым, знаете; это на самом деле было - о, конечно, это так - это было облегчение, как вы говорите; конечно, это было облегчение, что в нашем доме теперь пришла очередь кого-то другого, понимаете? Ууууфффф...

Терапевт: Как прекрасно почувствовать облегчение хотя бы на несколько минут.

Терапевт признает когнитивное содержание истории, но в то же время направляет внимание на феноменологию и на функцию этого поведения. Эдвард показал нам несколько слоев своей защитной структуры: обаяние и юмор, затем угрюмость, затем агрессию. Каждый из них обеспечивает свою разновидность защиты и свою разновидность облегчения.