Терапевт:
И я подумала... что у вашего тела совсем другая реакция по сравнению с вашим решением никогда не сердиться. И я подумала, что какую-то долю мгновения вы гневались на свою мать... А потом вы сказали: «Это все в прошлом».
Лорейн (как Эдис): Я гневалась на нее. Я много молюсь об этом.
Лорейн (как Эдис):
Я гневалась на нее. Я много молюсь об этом.
Когда приходит признание, становится так легко, почти как если бы отрицания никогда не было. Лорейн/Элис перешла от «Я не сержусь» к «Хотела бы я не сердиться», и это огромный шаг.
Терапевт: Молитесь, чтобы не гневаться?
Терапевт:
Молитесь, чтобы не гневаться?
Лорейн (как Эдис): Не могу простить моих родителей.
Лорейн (как Эдис):
Не могу простить моих родителей.
Терапевт: Вы молитесь, чтобы не гневаться?
Терапевт:
Вы молитесь, чтобы не гневаться?
Лорейн (как Эдис): Я молюсь о прощении. Потому что я никогда не следовала заповеди «Чти отца своего и мать свою».
Лорейн (как Эдис):
Я молюсь о прощении. Потому что я никогда не следовала заповеди «Чти отца своего и мать свою».
Терапевт: Ну, ваши родители не следовали другой заповеди, (пауза) Вы знаете, что была одна заповедь, за много, много, за тысячу лет до Моисея? Не из тех заповедей, которые были даны Моисею, от одной до десяти, а та, что была дана Аврааму, когда он собирался убить Исаака. За тысячу лет до Моисея.
Терапевт: