Ее лицо. Нежное утреннее небо. Капли золотой смолы на древесной коре. Стучит в висках, и я сжимаю их, кусаю губы. Ойво хмыкает.
– Я шучу. Неужели обиделась?
– Он не приходит по моему зову. ― Сглатываю горечь. ― Он зовет сам. Я лишь надеялась, вдруг удастся с ним встретиться. Не удалось. Теперь отдыхаю перед дорогой обратно.
Он вдруг оживляется, подмигивает, тянется ко мне опять.
– Давай отнесу? Люблю таскать хрупкие маленькие драгоценности…
Я вспоминаю, что делает Цьяши в подобных случаях, и бью по покрытой короткими перьями руке. Мысленно я дрожу в ожидании ответного удара, а вслух твердо отрезаю:
– Дойду сама. Спасибо.
– Злая малышка. ― Он хмыкает снова и потирает руку. ― Зря отказываешься. Ты выглядишь больной и дохлой. Впрочем такое сейчас все наше движение…
– Что ты имеешь в виду?
Ойво отступает, разворачивается и делает несколько ленивых шагов по мху. Разводит мускулистые руки, поднимает их, потягивается, будто только проснулся, и привстает на носки. Не меняя положения, наконец небрежно изрекает:
– Сама посмотри. Вайю Самодовольный Трус прав, как бы я к нему ни относился: это уже не война. Нам не хватает ни сил, ни мужества. Может, все пошло бы лучше… ― он оборачивается, ― будь у нас хороший лидер.
Знала. Знала, Ойво.
«