Только на третий раз у неё вышло забрать силу у огонька, унять на время боль, но того хватило, только чтобы добраться до дома. Зимой весь мир вокруг спал, и не было в нём жизни, не из чего было тянуть горячую золотую силу.

К тому времени уже стемнело. Тропинка в снегу была протоптана плохо, редко кто ходил через перелесок. Дара изнемогала от усталости, когда оказалась наконец на берегу.

У самой избы на одном из голых острых сучьев сухой яблони висел череп.

Дара уставилась в провалы глазниц и не сразу смогла поверить в увиденное.

Торопливо она проковыляла к ступеням, взобралась с трудом на крыльцо и ворвалась в дом.

– Ты из ума выжила, старуха? Нас утопят к лешей бабушке!

Здислава сидела за столом и резала старым тупым ножом шматок мяса.

– Старая карга, – вырвалось у Дары.

Она стояла у дверей, опираясь о косяк и поджимая правую ногу.

– А я-то гадала, с чего тебе помогать добрым людям. Зачем тебе игоша?

Старуха улыбнулась и затряслась от беззвучного смеха.

– Тофе мне, добрые люди, – хмыкнула она, орудуя ножом. Лезвие было старое, тупое, и ведьме приходилось долго резать каждый кусок. – Дось до могилы довели, с белого света сфили.

Кровь брызнула из хвоста игоши. Дара отвернулась, чувствуя, как подкатила к горлу тошнота. Избу наполнил запах тухлого мяса.

– Зачем тебе эта дрянь?

– Много сил я на тебя угробила, с того света вытасила.

– Я и не просила.

– Просила, не просила! – взвинтилась старуха. – А когда перья подпалила себе, когда дитя мёртвое скинула, кто тебя спас?

Дара бросила тулуп прямо на пол и дошла до полки возле печи, дотянулась до горшка с мазью, которой Здислава обрабатывала её ожоги после пожара. Но в горшке оказалось пусто.

– Консилось всё, – хмыкнула Здислава. – Но ты фе снаешь, кого просить о помоси. Тебе понравились посмертки? Ты отдай госпофе есё кого-нибудь. Она отблагодарит.

Горшок пролетел над головой старухи, разбился вдребезги о стену, и осколки посыпались вниз. Здислава схватилась ладонью, перемазанной кровью игоши, за щёку.