Светлый фон

– Договорились? – спросила Здислава. – Пойдёфь в подсемелья?

Перед глазами мельтешили чёрные точки. Кружили, жужжали.

Холодок пробежал между лопаток от одной только мысли о городских подземельях. Гжегож говорил, что именно оттуда вырвался жыж.

– Что именно я должен сделать? Найти золотую воду?

– Сародейскую. Как в фарадальском фуде.

– И сколько нужно набрать? Бутыль или ведро?

– Сем больфе, тем лусфе.

Ежи почесал искусанную шею.

– Скоро рассвет, да и что, если Охотники вернутся? Вдруг меня поймают, когда я пойду обратно?

«Если, – чуть не сказал он. – Если я пойду обратно. Если меня не сожрут чудища, что обитают в подземельях под городом».

В душе уже созрела странная решимость. Откуда ей было взяться? Прежний Ежи никогда бы не согласился отправиться искать собственную смерть.

«Если только ведьма не навела на меня чары».

Последняя мысль была здравой, очень похожей на правду, но она ничуть не помогла сопротивляться глупому решению. Ежи уже приготовился исполнять указания Здиславы и подумал, что ведро для воды стоило взять на кухне, откуда слуги, скорее всего, сбежали, испугавшись нечисти.

– Я буду фдать тебя у выхода, – пообещала ведьма. – Не дам никому обидеть.

В голосе её послышалась усмешка.

Ежи так и не взглянул на Здиславу, сказал зачем-то напоследок:

– Я пошёл.

Ноги сами повели его вниз по ступеням. Ежи брёл словно в тумане и очень жалел, что теперь рядом не было матери, которая обязательно дала бы ему хорошего подзатыльника, чтобы не натворил глупостей. Но Ежи остался совсем один, и ему приходилось принимать решения самому, пусть даже решения эти были бесконечно глупыми.

На верхних уровнях замка творилась суматоха. Разносились крики и плач, на лестнице то и дело показывались перепуганные люди. Ежи встретил несколько кухонных мальчишек, они бежали, держа ножи для разделки рыбы и мяса, сковороды и даже скалки. Замок готовился к осаде.

Наверное, если бы кто-то из них узнал, что Ежи собирался выйти наружу и спуститься в подземелья, то покрутил бы пальцем у виска, а то и вовсе осенил себя священным знамением и посчитал его нечистым духом.