– О чем? – спрашивает она.

Может, соврать? – думаю я. Запудрить ей мозги? Но я плохо умею врать, да и вряд ли эта женщина повелась бы на вранье, даже если бы я умела делать это хорошо. Она печальна, а не наивна, и мозги ей не запудришь.

Поэтому в конце концов я просто говорю ей правду и надеюсь на лучшее:

– Мы хотим поговорить с вами о вашей паре, если вы не против.

– О Вендере? – спрашивает она, и в ее голосе звучит мучительная надежда. – У вас есть какие-то новости о нем?

– Нет. – У меня разрывается сердце. – Простите, но нет. Вообще-то мы надеялись, что нам о нем расскажете вы.

– А-а. – Надежда гаснет в ее глазах, она поворачивается и опять начинает подниматься.

Она ничего не говорит, и я не знаю, чего она хочет: чтобы мы последовали за ней или чтобы мы отстали от нее и убрались. Мне кажется, речь идет о втором… особенно когда перила загораживают лестницу, лишая нас возможности последовать за ней.

Однако, дойдя до первой платформы, Фейлия поворачивается и говорит:

– Вам лучше зайти. Хотите чаю?

И перила вдруг снова становятся на место.

– Да, мы бы с удовольствием выпили чаю, – отвечает Флинт и вприпрыжку бежит по лестнице вслед за ней. – Большое спасибо, что вы нас пригласили.

Это мне и нравится в нем. Он дерзкий и отвязный и по большей части очень прикольный, но, когда надо, он также бывает невероятно мягким, и, следуя за Фейлией на вторую платформу, он разговаривает с ней на редкость тихо и мило.

Она не отвечает, но и не шарахается от него. Мы поднимаемся все выше, и я вижу, что дерево продолжает подозрительно следить за каждым нашим шагом. Фейлия спрашивает Флинта, не желает ли он отведать печенья, которое испекла для нее ее дочь.

Он говорит «да» – драконы никогда не отказываются от угощения – и, дойдя до второй платформы, я вижу, как он плюхается на ближайший стул.

– Присаживайтесь, – говорит она нам, наполняя чайник водой из кувшина.

Хадсон пытается помочь мне взобраться на один из великаньих диванов, но платформа опережает его. Доски под моими ногами вздуваются, толкают меня вверх, и я приземляюсь на диван, после чего они возвращаются на место.

Остальные ждут, когда то же самое произойдет и с ними, но ничего не происходит. Хадсон запрыгивает на диван, усаживается рядом со мной и, смеясь, говорит:

– Даже этому дому ты нравишься больше, чем мы.

– Скорее всего, он просто понимает, что я умею меньше вашего, – отвечаю я, глядя, как рассаживаются остальные.