– Король вампиров, – повторяет Хадсон, и его тело напрягается. – Вы хотите сказать, Сайрус?
– Он жесток, – бормочет она, и, хотя она разговаривает с нами, ясно, что сейчас она ушла в свои воспоминания и перед ней встают картины из прошлого. – И лжив. И гнусен.
Да, похоже, она говорит о Сайрусе, так что мы все киваем, чтобы она продолжала.
– Он явился к Вендеру почти тысячу лет назад и попросил его выковать неразбиваемые цепи. Он не объяснил, для кого предназначались эти цепи, и сказал только, что они нужны ему, чтобы заковать чудовище небывалой силы, которое может уничтожить весь мир, если его не остановить. Которое уничтожит всех, кого Вендер любит, если он не сумеет выковать достаточно крепкие цепи. Я не поверила этому вампиру. – Она трясет головой и начинает чуть заметно раскачиваться взад и вперед. – Что-то с ним было не так, это чувствовалось даже тогда. Я видела это в его глазах – злобу, жадность, гниль. Если бы только Вендер вгляделся в них.
– Мне так жаль, – тихо говорю я, но она в ответ только качает головой.
– Мой Вендер упрям, очень упрям. Мы спорили об этом несколько дней, но король вампиров сказал одну вещь, которую Вендер не мог пропустить мимо ушей. У нас тогда только что родились дочери-двойняшки, и он любил их больше всего на свете. Сайрус сыграл на этом, – добавляет она и начинает расчесывать безымянный палец левой руки.
Я смотрю на него и вижу на коже длинные царапины, как свежие, так и поджившие. Может, это укус какого-то насекомого? Но нет, едва ли найдется насекомое, которое могло бы так укусить великаншу вроде Фейлии, чтобы она расчесала этот укус до крови.
– Сайрус заставил Вендера поверить – по-настоящему поверить, – что это чудовище уничтожит нас, если его не остановить. Он рассказал о каких-то ужасных опустошениях, которые оно якобы произвело, заявил, что следующей его целью станут великаны и что, если этого зверя не остановить, он первым делом придет за Вендером и его семьей, поскольку ему известно, что Вендер может обуздать его.
Я вся киплю, слушая ее рассказ и думая о том, что Сайрус всегда был порочен. И о том, что это чудовище принимало участие в воспитании Хадсона и в меньшей мере Джексона. Что им приходилось страдать из-за этого воплощенного зла всю жизнь. Это разрывает мое сердце и разжигает во мне ярость, которая, я боюсь, не погаснет никогда.
Я бросаю взгляд на Хадсона, который уставился на свои ноги, как будто ему невмоготу поднять голову. Его лицо ничего не выражает, но кулаки сжаты так крепко, что мне хочется обнять его, пригладить его волосы и уверить, что все будет хорошо.