– Перестань! Пожалуйста, пожалуйста, перестань!

Кто-то громко рычит, перекрывая музыку, и, повернувшись, чтобы посмотреть, кто это – и что тут происходит, – я вижу, что это Хадсон. Его клыки оскалены, с них стекает кровь, и, судя по его взгляду, мое время на исходе и скоро мне конец. И мне некуда бежать.

– Я не могу перестать, Грейс. – Он кричит на меня. – Не могу перестать. Не могу. Не могу. – Он хватает себя за волосы. – Это больно, больно. Я пытаюсь… – Он замолкает и рычит опять, и все его тело трясется в конвульсиях, пока он борется с неодолимой потребностью наброситься на меня.

– Пожалуйста, нет. Пожалуйста, не заставляй меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. – Кажется, он умоляет кого-то, кого я не вижу. – Не заставляй меня это делать. Я не хочу причинять ей вред. Не хочу… – Он замолкает, и по его телу опять пробегает дрожь. И он кричит: – Беги, Грейс, беги!

И другая Грейс пытается спастись, она бежит к двери, но я знаю, что уже поздно.

Секунда – и он набрасывается на нее, преодолев расстояние между ними одним прыжком. Она вопит, и ее вопль повисает в воздухе, когда он разрывает ее горло и начинает пить.

Как только она умирает, навязчивая тяга проходит, и Хадсон, покрытый ее кровью – моей кровью, – опускается на пол. Он прижимает меня к груди, из моей разодранной сонной артерии сочится кровь, и, хотя по его щекам текут слезы, он не издает ни звука. Вместо этого он просто обнимает меня и качает, качает, качает, и моя кровь стекает на пол.

Его рука лежит на моей шее, и видно, что он пытается остановить кровь, но ничто не может остановить ее. Она продолжает вытекать, пока не покрывает нас обоих, пол, страницы его любимых книг, всю комнату – этой крови куда больше, чем могло содержать мое тело.

Но в этом аду это не важно.

Важно одно – то, что эта тюрьма мучает, ломает, уничтожает Хадсона.

И когда он запрокидывает голову и вопит так истошно, будто у него рвется все внутри, мне кажется, что это ей удалось.

Вдруг кровь исчезает, и Хадсон сидит на диване, читая «Незнакомца» Альбера Камю (ну, конечно). Играет песня If the World Was Ending, раздается стук в дверь, и у меня опять разрывается сердце.

Это та, другая Грейс, и, едва он открывает дверь, она обнимает его. Он роняет свою книгу и поднимает ее. Ее ноги обхватывают его талию, как мои в ту ночь в Нью-Йорке, и они целуются, как будто это единственное, что имеет значение. В конце концов она отрывается от его губ, чтобы отдышаться.

Он улыбается и шепчет:

– От тебя так хорошо пахнет. – Он покрывает поцелуями ее горло.