«Полагаю, – сказал Ван (зная свою девочку), – что ты не желала принимать никаких советов от Марины для своей Ирины?»
«Это привело бы только к ссоре. Ее подсказки всегда сердили меня, потому что она делала их в саркастичной, оскорбительной манере. Я слышала, что птицы-матери доходят до невротических припадков ярости и глумления, когда их бесхвостые беднячки медленно учатся летать. Увольте. Вот, кстати, программка
Ван пробежал список исполнителей и действующих лиц и обратил внимание на две занятные детали: роль офицера-артиллериста Федотика (комедийный орган которого состоял из постоянно щелкающей камеры) исполнял «Ким (сокращение от Яким) Эскимософф», а некто по имени Джон Старлинг играл Скворцова (секунданта на довольно любительской дуэли в последнем действии). Когда он между прочим заметил, что у Старлинга самая подходящая для такой роли фамилия (скворец по-английски «starling»), Ада густо покраснела, точь-в-точь как в Прежние Времена.
«Да, – сказала она, – Джон был очень милым юношей, и я слегка увлеклась им, однако он не вынес волнений и разлада: еще с отроческих лет он был puerulus жирного балетмейстера Делягилева и в конце концов покончил с собой. Видишь (“румянец сменился матовой бледностью”), я не скрываю ни единого пятнышка того, что рифмуется с Пермью».
«Вижу. А Яким —»
«Ох, с ним ничего».
«Нет, я имею в виду, Яким-то хотя бы не делал, как
«Не могу сказать. Припоминаю, что наш режиссер не возражал против небольшой комической разрядки».
«Заря en robe rose et verte, в конце первого действия».
«Кажется, я слышала щелчок за кулисами и здоровый смех в зале. Вся роль бедняжки Старлинга сводилась к тому, чтобы, сидя в лодке на реке Каме, крикнуть из-за сцены, подавая сигнал моему жениху, что пора идти на дуэльную поляну».
Но перейдем теперь к нравоучительной метафорике друга Чехова, графа Толстого.
Мы все знаем эти старые платяные шкапы в старинных отелях субальпийской зоны Старого Света. Сперва открываешь их с величайшей осмотрительностью, очень медленно, в тщетной надежде приглушить душераздирающий скрип, нарастающий крик, издаваемый дверцей на половине своего пути. Однако вскоре обнаруживаешь, что если дверцу открывать или закрывать одним быстрым и решительным движением, то кошмарные петли будут застигнуты врасплох и торжествующая тишина останется нерушимой. Несмотря на редкостное и яркое блаженство, которое охватывало и наполняло их (и мы подразумеваем здесь не один лишь розовый узор Эроса), Ван и Ада знали, что некоторые воспоминания следует держать взаперти, дабы они не терзали каждый нерв души своими жуткими стонами. Но если быстро провести операцию, если неизгладимое зло упомянуть промеж двух мимоходом сказанных колкостей, то есть надежда, что анестетик самой жизни смягчит страшную боль в процессе распахивания ее створки.