– ЗАТКНИСЬ! – Катя накинулась на него, но Лжец только этого и ждал. Уклонившись, он выставил перед ней ногу, обхватил голову, другой рукой взялся за шею и кинул Катю на пол. Бетон врезался ей в лицо. Она пропахала им чуть меньше метра, но за это расстояние с её лба, подбородка, правой щеки и над бровью сошло немало кожи. Губы так и вовсе превратились в кровавое месиво, которое никто не захотел бы поцеловать. Лицо Кати перестало быть красивым. После такого оно вряд ли останется прежним, будет уродливым, больше похожим на маску дьявола, чем на лик женщины. И так будет всегда.
– Я убью тебя, сука! Но умирать ты будешь очень медленно!
Катя быстро перевернулась и без раздумий ногой нанесла удар Лжецу по колену. Он коротко ахнул, слегка согнулся, и в это время она вскочила, чтобы завершить атаку. Указательный и средний пальцы ворвались в глаз, и он лопнул громче, чем первый. Некоторая его часть попала Кате в рот, и она её проглотила вместе с собственной кровью, даже не заметив. Лжец вновь завопил, похоже, он понял, что окончательно ослеп. В его руках появилось больше силы. Они схватили женские пальцы и сломали бы их, если б пах не взорвался болью. Катя так сильно ударила коленом по мошонке, что почувствовала одну из костей таза.
И это сработало.
Лжец внезапно превратился в маленького мальчика, которому на детской площадке какой-то придурок случайно заехал мячиком меж ног. Он упал на колени и, завывая как раненый зверь, сжал в руках свои яички. Его лицо исказилось плачем, но вот из глаз не текли слёзы…потому что глаз не было. Смотря на это, Катя подумала, что никогда не забудет такое зрелище: человек без глаз плачет, а две огромные дыры в его лице пытаются выдавить слёзы, но не могут.
Комнату сотряс ещё один взрыв. С ближайшего стола упал топор, с другого грохотом на пол полетели ножи. Они так заманчиво подмигнули Кате в полёте, что не остались незамеченными.
– Я знаю, какой конец тебе устроить. У тебя слишком, слишком, блять, длинный язык.
Она развернулась и направилась к лежащей у стены металлической цепи. О Лжеце можно было не беспокоиться – теперь он не найдёт дверь без поводыря, а встать в ближайшие две минуты точно не сможет. То, чем он так любил унижать женщин, наконец подвело его самого.
Катя подошла к цепи, взяла её за один конец, подняла и начала наматывать на кулак. Вся кисть была залита кровью, кожа стала красной и мокрой, так что цепь скользила как по маслу. Она приятно звенела – будто сотни адских птиц взлетели клином над какой-нибудь горой и хором запели последнюю песню. Песню, служащую панихидой одному злосчастному ублюдку.