– Гиотте… он причинил тебе вред? – спросил папа.

– Нет, – твердо ответила Алесса. Она не знала, осознал ли Данте ее слова, но сказала их и для него тоже. – Он защищал меня. Всегда.

– Когда я думаю о том, насколько тебе, видимо, было одиноко, раз ты доверилась ему…

Адрик, заметив неожиданное воссоединение семьи, подбежал к ним, и на его лице читалась тревога.

– Я уже извинился, папа. Отпусти ее. У нее есть дела поважнее.

Алесса бросила на Адрика взгляд, полный отчаяния, и ее колени подогнулись под весом Данте.

– По крайней мере, возьми это. – Ее мать протянула сверток с конвертами, перевязанный бечевкой.

– Хорошо, мама, отпусти их. – Адрик взял сверток и наклонился, чтобы сунуть в карман плаща Данте, но, заглянув под капюшон, побледнел.

Мама нахмурила лоб, когда опущенная голова Данте дернулась вперед. Им нужно было затащить его внутрь. Сию же минуту.

– Мама, папа, – прошептала Алесса, выдерживая их взгляды. – Если вы когда-нибудь мне верили, поверьте и в этот раз. Он дитя Богини, как вы или я. Возможно, даже больше. Я знаю, что говорит Верита, но…

– Раз ты так говоришь, мы тебе верим, – перебила ее мама.

Облегчение прокатилось по телу Алессы.

– Тогда помогите мне.

Может, они и не до конца понимали, что происходит, но дураками ее родители точно не были.

– Могу я помолиться вместе с тобой, Финестра? – громко спросила мать. – Мой муж и сын хотели бы помолиться вместе с нашим добрым Фонте.

Папа широко развел свои мускулистые руки, и Алесса толкнула к нему Данте. Финестра ни к кому не могла прикасаться, кроме своего Фонте, но у Фонте такие ограничения отсутствовали.

С веселой улыбкой папа приобнял Данте за плечи, Адрик сердечно сжал его руку, и они вместе повели его к воротам.

Йозеф и Камария проскользнули мимо, в то время как Алесса притворилась, что слушает бессвязную молитву своей матери.

Когда они добрались до ворот, молитва оборвалась. Глаза мамы наполнились слезами.

– Береги себя, моя милая девочка.