Принц слегка нахмурился и, поколебавшись, спросил:

– Когда это Хунван сказал такое?

– Когда – не так важно, важно содержание, – едва заметно улыбаясь, заметила я.

Восьмой принц взглянул на меня с некоторым сожалением и покачал головой:

– Это была всего-навсего болтовня ребенка, а ты решила, что это чистая правда?

– Лишь дети одни и говорят правду, – улыбнулась я, пристально глядя на него.

– Хунван время от времени ходит к Жолань и поднимает шум, – снова нахмурился принц. – Но сама Жолань улыбается и говорит, что ребенок просто любит пошуметь и ей все равно. Ты же всерьез выдвигаешь какие-то обвинения. В чем причина?

– Хунван – твой единственный сын. Ты души в нем не чаешь, и это твое право, – холодно отозвалась я. – Но закрывать глаза на то, что кто-то использует ребенка, чтобы нанести другому обиду, – это уже слишком.

– Думаешь, я не говорил с Хунваном? – пытливо поинтересовался принц. – Тебе известна лишь малая часть того, что происходит в моем поместье, а ты уже заклеймила меня злодеем?

Чувствуя нарастающее раздражение, я холодно усмехнулась:

– Мне безразлично, что происходит в твоем поместье. Я лишь надеюсь, что ты помнишь: жизнь моей сестры была загублена из-за твоей оплошности, и мне хочется верить, что ты хорошо о ней заботишься. Что до того, скандалит ли Хунван просто потому, что любит безобразничать, или же нет, – с этим ты разберешься как-нибудь сам.

Злобно взмахнув рукавами, он тут же повернулся и направился к выходу. Дойдя до ворот, принц внезапно остановился и, обернувшись, спросил:

– Что же с нами случилось? Разве нам не было хорошо в степях? Почему же сейчас мы не можем разговаривать как тогда? Мы и так редко видимся, почему же каждый раз нужно ругаться со мной?

Я стояла, опустив голову, и молчала, чувствуя легкую грусть. В степях мы были вдвоем, лишь ты да я, и там не было ни императорского престола, ни твоих жен, ни твоего сына. Сейчас, когда нас с тобой разделяют столько людей и столько событий, разве может все быть как прежде?

Тихонько вздохнув, восьмой принц подошел и обнял меня со словами:

– Я поговорю с Хунваном. Не сердись так сильно из-за одной фразы маленького ребенка.

Я положила голову ему на плечо, промолчав. Через несколько мгновений он вновь мягко заговорил:

– Если ты так сильно беспокоишься за сестру, то почему бы тебе не стать моей женой поскорее? Разве это не будет лучшим решением? Вы с ней сможете видеться каждый день, и ты всегда будешь рядом. Кто осмелится обидеть старшую сестру «тринадцатой сестренки»? Разве не побоятся получить оплеуху?