Улыбнувшись, я подошла к нему и бросила взгляд на разноцветье листвы внизу, кое-где еще зеленой, а кое-где уже сорвавшейся в желтизну и красноту.

– Отсюда хорошо любоваться пейзажем! – сказала я.

Никто не поддержал разговор, и я молчаливо замерла, думая о том, чтобы попросить разрешения уйти, когда тринадцатый принц вдруг спросил:

– Жоси, как ты думаешь, следует ли наказать чиновников-казнокрадов по всей строгости?

Протянув «Э-э», я непонимающе покосилась на тринадцатого принца, но тот продолжать лежать на перилах, глядя наружу, и выражение его лица было не разглядеть. Подумав, я с улыбкой отозвалась:

– Ваша покорная служанка – всего лишь придворная дама, где ей судить? Тринадцатому принцу не стоит насмехаться надо мной.

– Не прикидывайся дурочкой, – с натянутой улыбкой сказал он, повернув ко мне голову. – Уж я-то знаю, что ты много о чем размышляешь.

Он продолжал выжидательно смотреть на меня. Наморщив лоб, я снова ненадолго задумалась, после чего сказала:

– Испокон веков бок о бок с казнокрадством шло преступление закона. Кража народных денег, без сомнения, достойна ненависти, но преступление закона вызывает еще большее отвращение. В подобных делах верхи и низы неизбежно объединяются, покрывая друг друга, нарушают множество законов, вводят причастных в заблуждение, а порой даже совершают убийства.

– Не ходи вокруг да около, а отвечай на вопрос, – холодно проговорил тринадцатый принц.

Я вновь задумалась. Судя по всему, сегодня тринадцатый принц сильно не в духе – я уже дважды попыталась избежать опасной темы, но он продолжал настаивать, хотя в обычное время он, хорошо зная меня, давно бы отступился и прекратил расспросы. Очевидно, он хочет услышать, что я на самом деле думаю об этом. Мои истинные мысли были совершенно недопустимыми, но вопрос задал тринадцатый принц, настоящий бунтарь, которому было неважно, что допустимо, а что– нет. Если он на самом деле хочет знать, я могу сказать ему.

Но я продолжала молчать, и тринадцатый принц с улыбкой спросил:

– Ну как, поразмыслила?

– Их нужно сурово покарать! – произнесла я с едва заметной улыбкой. – Потворство казнокрадству приведет к беспорядку в чиновничьем аппарате, а это еще хуже казнокрадства. Если чиновник ведет себя неподобающим образом, жизнь народа становится невыносимой, и тогда ни о каком единстве не может быть и речи.

Тринадцатый принц кивнул и поманил меня к себе. Я склонилась, приготовившись слушать.

– А если бы преступником оказался девятый брат, как бы ты поступила? – спросил он.

– Поступила бы как должно, – ответила я, пытаясь справиться с потрясением.