– Ты единственное, что я люблю на всем белом свете.
Она зажала ладонью рот, ухватилась за горло. Но не призналась в том, что тоже любит его.
– Я не знаю, кому ты предан, – сказала она, и в ее словах он услышал тихий всхлип, который она изо всех сил старалась унять.
– Никому. Я не предан Сейлоку. Не предан ни Банрууду, ни храму, ни какому‐то клану.
– Сегодня ты мог дать Банрууду умереть, – прошептала она. – Почему ты этому помешал?
– Не знаю, – признался он. – То был скорее инстинкт… чем что‐то еще. К тому же по плану… сегодня… он не должен был умереть.
– По какому плану? Ты что же, предан королю Севера? – воскликнула она.
– Нет. Мне нет дела до короля Севера и до его планов. Я хочу лишь, чтобы все это… закончилось.
– Тогда зачем? Зачем ты это сделал?
– Что сделал, Гисла? – Он не сделал ничего из того, о чем мечтал, и внезапно на него навалилась усталость – так что он едва устоял на ногах. Если сейчас на поляну явилось бы целое войско орущих великанов, он все равно бы их не услышал.
– Ты на его стороне. Гудрун – плохой человек. Банрууд… плохой человек. – Она выразилась чересчур мягко, но Хёд с ней согласился.
– Да. Они плохие люди.
– А ты все еще хороший человек? – прошептала она, чуть не моля о том, чтобы он кивнул. Но он не мог этого сделать.
– Я старался остаться хорошим человеком. Но мне не всегда известно, что правильно, а что нет. Порой… остается лишь желание выжить.
– А еще остается правда. Правда всегда права. Она не бывает плохой. Так сказал мне однажды мастер Айво. И теперь ты должен поведать мне правду.
– Вся правда, которую знаю я, – это ты, Гисла. Эти годы я провел, пытаясь вернуться к тебе.
Ей хотелось поверить ему. Он слышал это в ее рыданиях, чувствовал в запахе кожи. Но еще она боялась. Боялась его. И будущего. Боялась, что в конце концов им никто не поможет.
– Теперь отдохни, Гисла из Тонлиса, – сказал он. – Возвращайся в шатер. Сегодня не нужно ничего решать. А я не могу ни о чем думать, когда ты рядом.
– Я тебя ослепляю, – печально сказала она, вспомнив Арвина и давний разговор на другой, далекой лесной поляне.
– Да. Но ты единственная… кто помогает мне видеть.