– Локи понял, что норны его не увидят, – пробормотал Айво. – Они не умеют предотвращать то… чего не видят.

Она вспомнила, как много лет назад Хёд поведал ей эту легенду. Он жарил рыбу, готовя ужин, и рассказывал ей простую историю о слепом боге, в честь которого был назван. Мы видим лишь то, что можно увидеть.

– Я тоже его не вижу, – признался мастер Айво.

Это откровение ее потрясло:

– Ты не видишь… Хёда?

– Руны раскрывают нам многое, но не все. Далеко не все. – Он вытянул руки перед собой и распрямил свои цепкие, когтистые пальцы, давая понять, что совсем ничего не знает. – Он для меня тайна. Неизвестность. Я не ждал, что он вернется.

– И что ты станешь делать? – спросила Гисла.

Она представила, как он вызывает Хёда к себе, как требует, чтобы тот убрался с горы, и в груди у нее снова заклокотал гнев. Все эти интриги велись уже так давно, но ничего – ровным счетом ничего – не менялось.

Верховный хранитель встретился с ней глазами:

– Вопрос в том… что будешь делать ты, дочь.

– Я ничего не могу сделать! – воскликнула она. – Я провела на этой горе больше десяти лет, ожидая спасения. Я день за днем, ночь за ночью пела песни, спала рядом с сестрами и утешала измученного короля. Верховный хранитель, скажи, что мне теперь делать?

Он кивнул:

– Боюсь, что теперь… никто из нас уже ничего не может сделать.

* * *

Король отвел Хёду комнатку на верхнем этаже замка, на равном расстоянии от своих покоев и от помещений прислуги. Хёд не был ни важным гостем – в этом крыле замка никто не жил, – ни признанным членом семьи: покои Альбы и старой Эсы располагались в Башне королев, на самом верху извилистой лестницы, что тянулась вверх прямо от главного входа. И все же Хёд никак не рассчитывал на собственную комнату в замке. Такое жилье нравилось ему куда больше, чем койка в казармах королевской стражи. Кроме узкой кровати и железной ванны ему ничего не было нужно, и комната показалась ему превосходной. Но за право жить в ней нужно было работать.

Королю хотелось, чтобы он постоянно был рядом, а его отсутствие вызывало у Банрууда тревогу. Он стоял на страже, пока Банрууд ел, и караулил под дверью спальни, пока Гисла ему пела. Он охранял короля, пока тот говорил со своими советниками, и шел за ним следом, когда тот бродил вокруг замка. Ему даже велели каждую ночь, перед сном, обследовать все коридоры и проходить вдоль стен храма, прислушиваясь, нет ли какой‐то угрозы.

Хёду казалось странным, что многие боятся его… но Банрууд совсем не боится. Банрууд не видел в нем угрозы. Хёд подозревал, что король вообще не считает его мужчиной. Он был для Банрууда хорошо выдрессированным хищником – ловким, полезным, но при этом лишенным всяких чувств, человеческой природы. Словно у Хёда не было не только глаз, но и души.