И я это понимаю, правда, понимаю. Я знаю, все считают, что со временем я вспомню все, но я хочу знать это сейчас.

Он не отвечает на мой вопрос, но говорит нечто еще более интересное:

– Тебе очень нравится быть горгульей.

Теперь ладони становятся потными, и под ложечкой сосет от волнения.

– Чему именно я научилась? – спрашиваю я.

Меня гложет мучительная потребность это узнать.

– Что я могу делать?

– Почти все, чего ты хочешь. И если тебе нужно в этом убедиться, достаточно просто превратиться в горгулью прямо здесь. Тут полно места.

– Как это? Здесь? – Я оглядываюсь по сторонам. – В этой прачечной, куда может войти любой?

– Я могу тебе гарантировать, Грейс, что никто сюда не зайдет. Сейчас, субботним вечером, только тебе пришло в голову заняться стиркой. Прямо не знаю, восхищаться мне тобой или испытывать неловкость.

– Надо же. – Я сердито смотрю на него – Хорошо же ты меня вдохновляешь.

– Ты сама должна себя вдохновлять. Ведь, если ты не забыла, я твой враг.

– Как же, помню, – огрызаюсь я. – А если бы не помнила, видит бог, мне хватило бы и минуты разговора с тобой, чтобы просечь, что к чему.

– Вот именно. – Он окидывает меня взглядом с холодной улыбкой, которая кривит его губы, но не касается глаз. – Ну так как, ты что-нибудь сделаешь наконец или так и будешь торчать здесь всю ночь, жалея себя?