Мне не надо говорить, кто это. На меня с непонятной мне любовью и окутывающей нежностью смотрят мои собственные глаза, по какой-то странной причине оказавшиеся на лице другой женщины. Значит, не только у меня и Генриетты такие голубо-зеленые…
— Бабушка! — мама берет себя в руки и идет навстречу мифической Ольге Ждановне Райской.
Саша давно обнял меня обеими руками за талию сзади, взяв руки в замок, словно приготовился оттаскивать от невидимых врагов. А потом и вовсе попытался запихнуть меня за свою спину. Но ему это не удалось, потому что я, проявив недюжинную настойчивость, тоже пошла навстречу волшебным образом появившейся женщине.
— Танюша, — спокойно констатирует Ольга Ждановна, когда моя мама подходит к ней поближе. — Рада тебя видеть, внучка! Спасибо за Нину!
— Нина — это я, — говорю я растерянно. — А вы моя прабабушка?
— Ольга Райская, — представляется женщина, подходя ко мне близко-близко. — Ну, здравствуй, Нина Райская!
— Симонова-Райская! — поправляю я.
Ольга Ждановна морщится и кивает, потом протягивает ко мне руки, которые я аккуратно пожимаю.
— Климов, — определяет прабабушка, строго глядя моими глазами на Сашу. — Конечно, ирония судьбы!
— Не ирония судьбы, а перст судьбы! — ухмыляется дед, подходя к нам.
— Не можете без представлений, Ольга Ждановна? — вздыхает присоединившийся к нам Юрий Александрович.
— Помолчите, юноша! — резко отвечает ему Райская. — Вы еще свое получите, и до вас очередь дойдет!
— Очередь? — продолжает ухмыляться дед. — Ты всех в очередь поставила, Оленька? Или для меня сделаешь исключение?
— Для Климовых никаких исключений! — резко отвечает "Оленька".
— Что происходит? — Саше все-таки удается убрать меня за свою спину, и это уже Саша, а Холодильник. — Что за шутки? Кто вы? Мы вас не приглашали.
— И совершенно зря! Повторюсь! — улыбается ему Райская, распахнув мои глаза.
— Вам что-то нужно от Нины? — строго спрашивает Холодильник.
— Мне нужна сама Нина, — просто и серьезно отвечает Ольга Ждановка. — Райские не могут достаться Климовым.
Моя мама ахает, и папа отводит ее к столу, подавая стакан воды.
— Кто же придумал такое странное правило? — снова в разговор вмешивается дед. — Наверное, ты, Оленька! Опоздала ты, дорогая. Лет на двадцать пять.