- Не знал, - откликнулся Дар и отвел взгляд. И хотелось ему вновь взглянуть на девку, да боялся он Велерада. А та все сидела, понурив голову да не поднимая глаз. Скромна, чиста, как и подобает наследной Княжне.

Движения рук легки, и сами те руки не руки словно бы - легкие птички. Порхают. Дразнят изгибами нежными, едва проглядывающими по-за тонкую ткань. Пальцы с перстнями. Изящными, подобными цветкам синим, в лед закованным.

И ладонь, словно бы невзначай, касается фаты у лица. Черты его - дивны. Прекрасны, тонки. Словно бы вырезаны изо льда. Свежи.

Очи - что бездонные омуты - сини, огромны. Завораживают взглядом одним. И взгляд тот опускается к губам по скулам резным. А губы розовы, в меру пухлы. И... нетронуты.

Дар задумался о дочери Князя. На вид той не больше четырнадцати зим. Не молода - юна даже. А вот чутье степняка зудело. Обратное ему казалось. Мощь чуялась в этом тонком тельце, да как разглядывать станешь дочь самого Властителя Соляного?

Степнякам накрыли столы в Зале, подле других вельмож.

И началась круговерть блюд.

Первыми стольники несли печенных лебедей. Белоснежных, с тонкими изогнутыми шеями. И подавали на широких блюдах - обязательно в паре.

За лебедями стол украсили кулебяки с расстегаями, мясными дасырными пирогами. Подле Дара оставили курник, пирожки же, оладьи даблинчики тонкие сразными начинками поднесли к Ярославе.

Дар бросил скорый взгляд на Радиславу. Та пригубила меду черемухового душистого да отщипнула запеченного карася. Ни верченые почки, ни баранина на вертеле, ни зайцы в лапше не привлекли внимания Княжевны. Да и рыбу она отставила, едва угостившись.

А перед степняком поставили перепелов в чесночной подливке да жаворонков в шафране.

- Угощайся, Князь, - приглашал его Велерад, - перепела особенно хороши, когда после трапезы вечерней молодую супругу к ложу ведешь.

Он хитро сощурил глаза и усмехнулся своим словам, но Дар не почувствовал от них тепла. Как и от еды. И подавалась она горячей да ароматной. Дразнила. А удовольствия не вызывала. Словно бы ненастоящею была.

Дар сжал ладошку Яры, понимая, что та тоже не ест. Лишь кусочек того да другого в рот положила. Значит, и ворожея его чует неладное. А потому выбираться скорее надобно из Копей Соляных.

А перед гостями танцоры вышли. В шапках расписных, лоскутами шитых, да костюмах развеселых. И скачут они, резвятся, смехом трапезную заполняя, а на душе у гостей - досада. И чем дальше вечер идет, тем сильнее Дару хочется уйти от танцоров этих да двора соляного к своей ворожее. К ее теплу родному. Укрыться. Заснуть.