— Прилетай, когда разберешься тут со всем. Я буду ждать.

Вообще-то почти сутки полета с томительными ожиданиями пересадок и неразговорчивым Кидом в качестве спутника позволили Соулу поразмышлять не только насчет чужой личной жизни — про свою он тоже успел подумать. Точнее, про ее долгое отсутствие; даже несмотря на то, что возможности в общем-то подворачивались не раз. Та же Са Чен, например. Однако с ученицами тибетской Академии Соул никогда не связывался. Ну их, потом слухов не оберешься, а если совсем «повезет», то и прилюдных разборок и ссор. Хотя девушки у него были. Местные, из Лхасы. Правда, давно. Наивные и жалкие попытки забыть Маку и не думать о ней, когда только приехал на Тибет. Получалось дерьмово и нечестно по отношению к азиаткам, поэтому на тибеток и китаянок Соул быстро забил и решил, что общение с Pornhab’ом будет честнее, да и времени отнимет меньше. Лучше таскаться по горам с Линг в поисках очередной твари, чем бегать за юбками в Лхасе ради удовлетворения своих прихотей на один-два раза. К тому же такое потребительское отношение ставило Соула Итера в один ряд со Спиритом Албарном. И если папаша готов был волочиться за каждой симпатичной особой, то Соул в какой-то момент понял, что азиатки попросту не в его вкусе. Конечно, среди них были красивые, ладные и умные — да что долго искать, даже его Линг за последний год из посредственной девчонки превратилась в миловидную фигуристую девушку, на которую засматривались как ее, так и его ровесники (и если она этого не замечала, то Соул видел не раз), — но он снова и снова находил в каждой изъяны.

В Маке изъянов не было хотя бы потому, что те, другие, неосознанно сравнивались с ней. Упертая, смелая, своя в доску и без дурацких жеманностей и прочих женских уловок в повседневной жизни — как игра на гитаре боем задорно-веселой и жизнеутверждающей мелодии. Чистой и заводной. Соулу такое всегда нравилось. В конце концов, в компании друзей хочется зависать под что-то драйвовое, а лирику оставить до ночных бдений в тишине. В такой тишине, как сейчас. Наедине Мака звучала мягким перебором, когда пальцы начинают неторопливо дергать нейлоновые струны акустической гитары во внезапном порыве бессонной ночи, а рождающаяся мелодия — хрупкая, навязчивая, еще невесомая — таит в себе потенциал перебудить впоследствии всех соседей, если вдохновение не отпустит.

Мака затихла в волнительном ожидании, которое Соул услышал в сбившемся ритме ее дыхания и ощутил в том, насколько покорно она замерла в капкане его рук. Полуоткрытые губы всего лишь в паре дюймов от его рта сейчас будоражили едва ли не сильнее, чем тепло прижавшегося тела. Они оба хотели поцелуя, но, кажется, снова затеяли свои странные дразнящие игры, в которых на этот раз негласно проигрывал тот, кто первым притронется к губам.