Соул улыбнулся. Ну их, эти губы — еще успеется. Если уж на то пошло, у его повелительницы (или уже правильней сказать — девушки?) есть не менее интересные места, которые ждут внимания. И когда одна его ладонь съехала с ее поясницы вниз, а вторая добралась до груди, Мака не выдержала: ее пальцы ласково коснулись его щек, побежали дальше по вискам и зарылись в волосы на затылке, чтобы затем легко потянуть голову Соула на себя. Стоило ему послушно склониться ниже и едва притронуться к губам в предвкушении, она тут же увернулась и мурлыкнула на ухо:

— По-прежнему любишь распускать руки? — не прекращая нежно перебирать пряди и не сделав ни единой попытки высвободиться.

И черт, если в их шестнадцать он мог бы решить, что Мака просто по наивности не до конца осознает, как ее шепот, пальцы в волосах и отсутствие миллиметра свободного пространства между их животами влияют на его физиологию, то сейчас был уверен, что она отлично все понимает.

— Но тебе же это по-прежнему нравится, — ответил он тихо, а затем, аккуратно подтолкнув, зажал ее между собой и стеной.

Все происходящее казалось Соулу сном. Неужели эта уснувшая квартира и Мака в объятиях — не наваждение? Больше всего на свете он боялся проснуться и снова упустить ее, как упускал всегда. И в сновидениях, и в жизни. Но Мака не исчезала и не распадалась осколками приятного сна, после которого тело цепенело в приятной истоме, простыни заламывались в складки и хотелось выть от одиночества. Одиночество обрушится на него завтра, когда Соул сядет в самолет. А сегодня… Сейчас… Он поклялся себе, что не выпустит ее из рук ни на мгновение.

Ему бы так хотелось растянуть их первые неторопливые поцелуи, трепетные прикосновения, ласковые руки и разгорающийся внутри жар. Он бы хотел остановиться хоть на несколько секунд, чтобы ощутить в полной мере свое счастье, свою влюбленность и упрямое намерение сделать Маку счастливой, но пожар внутри распалял все сильнее, дыхание сбивалось, а одежда начинала мешать.

Соул упустил момент, когда их обоих понесло без тормозов и захлестнуло восторженной волной от одержимости друг другом. Они снова, как в Лхасе, захлебывались в поцелуях, путались пальцами в волосах и урывками хватали кислород ртом. В тишине. В темноте. Вдвоем.

Мака умоляюще задохнулась именем лишь однажды:

— Соул… — всхлипнула испуганным полустоном в ухо, когда поняла, что его ладонь, соскользнувшая вниз, не стала задерживаться на животе и не свернула к пояснице.

Попыталась было остановить руку, дернувшую за завязки на ее штанах, и Соулу пришлось перехватить второй рукой запястье, чтобы не мешала.