— Спасибо! — реагирует и Никита. — Если нам что-то понадобится, то мы возьмем сами. Отдыхайте!

Никита ведет меня в свою спальню, в которой я никогда не была. Это огромная комната с невероятно большой кроватью. Жаль, Сашка не видит, она бы долго смеялась: она столько лет считала самой большой на свете кроватью мою кровать дома у мамы.

Увидев мои расширившиеся глаза, Никита ласково усмехается и, взяв мое лицо в ладони, окунает свой взгляд в мой. Просто ныряет. И сразу тонет. Но не барахтается, захлебываясь, а просто тонет, смирившись и наслаждаясь этим.

— Не вздумай представлять меня на этой кровати с кем-нибудь! Этот дом построен для тебя, для нас!

— Я как раз нас и представила… — искренне отвечаю я, видя, как он задыхается от моих слов.

— Сегодня я буду твоей горничной, — шепчет он, приближая свои губы к моим.

— Сегодня? — моя очередь усмехаться. — Не знаю, что ты себе надумал о моей предыдущей жизни, но у меня никогда не было прислуги, в отличие от тебя.

— Да, — соглашается он, положив теплые ладони на мою голую спину. — У меня с детства была прислуга, но никто не помогал мне снимать вечерние платья. Я их просто не носил. Они мне не шли так, как идут тебе.

— Но ты, несомненно, умеешь их снимать, — вредничаю я.

— Лера! — стонет он мне в ухо. — Мне сорок лет. Не думаешь же ты, что я достался тебе… девственником?

— Не думаю, — шепчу я в ответ, касаясь губами его подбородка. — Я хочу в душ.

— Я отнесу тебя туда, — обещает он, начиная снимать с меня платье.

Теплые сильные струи воды бьют по его широким плечам, обдавая меня мелкими сладкими брызгами, которые я по-детски ловлю ртом. Я не понимаю, почему они такие сладкие, почему по вкусу напоминают детский прозрачный сироп от кашля, который я время от времени прописываю Ваньке.

Вообще всё вокруг кажется мне нереальным и происходящим не со мной. И белоснежная плитка, которой выложены стены ванной комнаты, и грифельно-черная, которой выложен пол. И большая душевая кабина, размерами рассчитанная явно не на одного человека, и сверкающий металлическим блеском овальный круг, из которого идет теплый дождь. И двое красивых молодых людей, чьи обнаженные тела отражаются на запотевшей зеркальной стене размытыми силуэтами, словно нарисованными на морозном стекле, причудливо, интимно, с любовью.

— Как ты решилась? — очередную порцию сладких сиропных брызг на моих губах слизывает его теплый язык.

— На что? — отрешенно спрашиваю я, наслаждаясь и теплом воды, и ее сладостью, и прикосновением его губ.

— На то, чтобы вернуться ко мне да еще в качестве жены, — отвечает он, обнимая меня и прижимая к себе.