Шум двигателя заполнит собой все пространство — и нет для меня музыки более приятной, ласкающей слух и душу. Потому как она есть не что иное, как прелюдия. Увертюра к одному из самых любимых зрелищ и состояний души.

Надо ли говорить — у меня есть веские основания не любить полеты, более того — бояться.

Но я обожаю.

Мгновение, когда разогнавшийся лайнер едва уловимо отрывается от земли, наполняет мое сердце неописуемым восторгом.

Такая метаморфоза.

Еще я думаю в эти минуты, а вернее — несколькими секундами спустя, когда земной ландшафт уже отчетливо дает крен, заметно мельчают машины, строения, люди — и голубое бескрайнее небо распахивает мне навстречу объятия.

Я обязательно думаю: это начало. Непременно — начало. Там, на земле, оставлено нечто, чему пришла пора завершиться.

Порой мне становится грустно. Оставшееся внизу не так уж скверно. И греет сердце.

Порой — не греет. И радостно на душе, что завершен этап.

Но как бы там ни было — впереди восторг.

И ожидание чего-то запредельного, там, вдалеке, на другом краю воздушного пространства.

Конечно, ничего подобного не происходит. Не происходило никогда. Удачная поездка, очень удачная, менее удачная. Из рук вон скверная. В таком диапазоне. Никаких запредельностей.

Но счастье минутное, мимолетная шальная надежда — все равно со мной, в каждом полете.

Теперь — тоже.

Теперь, впрочем, немного больше оснований рассчитывать на нечто особенное.

Несколько больше.

Вопрос в том, чего «особенного» следует ждать: особой мерзости или особой радости?

Но не об этом я думаю теперь.

Маленьких радостей — тем паче таких острых — мало в жизни. Наслаждаться ими надо сполна, до донышка, до последней капли.