К тому же есть в современных аэропортах местечки более уютные и комфортабельные.

Однако ж — теперь!

Когда-то в незапамятные времена… Двадцать два — если быть точной — года назад две тощих, лохматых особи, одинаково скверно, но с претензией одетых, примостившись подальше от людских глаз, жадно, на двоих съедали безумно вкусный бутерброд с соленой твердой сырокопченой колбасой на кругляшке душистого белого хлеба.

И были почти счастливы.

Потому что каждая про себя мечтала о тех временах, когда таким же нарядным лебедем причалит к мерцающей стойке, чтобы на скорую руку, между римской посадкой и парижским взлетом, проглотить на бегу малюсенькую чашечку кофе.

Мотив известный. Пропетый и перепетый много раз.

К тому же ночные набеги в Шереметьево, закрытое в ту пору для праздношатающейся публики заведение, случались у нас с Антоном нечасто.

Приятель-грузчик от щедрот пьющей души иногда устраивал радости жизни.

Потом… потом мы как-то сразу стали летать «через депутатский», как говорил Нодар.

Потом уж самостоятельно через приснопамятный VIP.

И собственный business-jet Citation X за восемнадцать миллионов долларов был в любую минуту готов к вылету, а аэропорты сродни британскому Biggin Hill[10] — к приему.

И черт бы с ними!

Слава Богу, от «Citation» — особой гордости Антона, самого быстрого самолета этого класса, прозванного летающим «Ferrari», — удалось избавиться на днях, потеряв на разнице самую малость.

Во сто крат больше занимает меня теперешний «Шереметьево» — воистину блеск и нищета цивилизаций.

Нарядные витрины лучших мировых марок, сотни темнокожих, узкоглазых людей, здесь же, на полу, вповалку, фривольно разметавшихся на глянцевом мраморе вестибюля.

И неизменные тетечки, невесть как протянувшие свои нагруженные котомки за бдительные таможенные кордоны. Те самые, что и двадцать лет назад вопили надрывно на перроне Курского вокзала.

И будто сошедшие с рекламы Armani джентльмены, одинаково вдумчиво погруженные в «Financial Times» и «КоммерсантЪ», и спутницы джентльменов — с обложек соседнего «Vouge».

И разумеется, вот оно — во всей своей свежей, первобытной красе, — «племя молодое, незнакомое». Ох, повернулся сейчас в своей последней обители великий пиит, да и не раз, надо полагать. Лет уж пятнадцать тянет зубки к локотку. Об этом ли грезил? Да разве ж укусишь!

Новые, «очень новые», «слишком новые» — каких только эпитетов не прилаживают теперь этой популяции соотечественников.

Я вот, к примеру, говорю: гоблины. И тоже неверно.