– Как пожелаете, – вздохнув, согласилась я. – Мне хочется знать лишь одно: как мне быть и что делать? Виновна ли я в убийстве? А в прелюбодеянии? Сделать с этим ничего нельзя, но мне бы хотелось знать. И раз уж я оказалась здесь, как мне себя вести? Могу ли я… то есть должна ли я использовать свои знания и изменять ход событий? Я даже не понимаю, осуществимо ли это. Но если осуществимо, есть ли у меня такое право?

Ансельм опять откинулся на спинку стула и погрузился в раздумья. Медленно подняв указательные пальцы, свел их вместе и очень долго на них смотрел. Затем покачал головой и одарил меня улыбкой.

– Не знаю, ma bonne amie[33]. С такими делами нечасто приходится сталкиваться на исповеди. Мне следует пораздумать и помолиться. Да, обязательно помолиться. Этой ночью я подумаю о вас и ваших вопросах во время бдения у Святого Причастия. Вероятно, завтра утром или днем я уже смогу что-то вам посоветовать.

Легко дотронувшись до моего плеча, он приказал мне встать на колени.

– Теперь, дитя мое, даю вам отпущение. Каковы бы ни были грехи ваши, верьте, что они будут прощены вам.

Положив руку мне на голову, он перекрестил меня другой, сказал:

– Те absolvo, in nomine Patris, et Filii…[34] – И выпрямился вместе со мной, подняв меня с пола.

– Благодарю, отец мой, – сказала я.

Исповедуясь отцу Ансельму, я, неверующая, всего лишь мечтала, чтобы он отнесся ко мне всерьез, внимательно, и весьма удивилась, когда ощутила в душе облегчение. Впрочем, вероятно, что оно появилось после того, как я поделилась всем, что мучило меня, с другим. Однако монах только махнул рукой.

– Я увижусь с вами завтра, дорогая мадам. А сейчас продолжайте свой отдых, если вы того желаете.

Он ровно сложил епитрахиль и пошел к двери. Остановился у порога, повернулся ко мне и улыбнулся. В его глазах светилась подлинная детская радость.

– Возможно, завтра… – начал он, – возможно, вы сможете поведать мне… как это было?

Я улыбнулась ему в ответ.

– Да, отец мой. Я расскажу вам.

Он ушел, а я почти сразу после этого выползла в коридор: хотела увидеть Джейми. Выглядел он в точном соответствии с поговоркой, что краше в гроб кладут, однако грудная клетка размеренно поднималась и опускалась, а грозная зелень на коже пропала.

– Каждые несколько часов я его будил, чтобы он мог выпить пару ложек супа, – тихо сказал мне брат Роджер.

Он воззрился на меня с откровенным изумлением; да, перед приходом мне, вероятно, надо было хотя бы причесаться.

– Возможно, вы хотите… что вы собираетесь делать?

– Что собираюсь… С вашего позволения, я собираюсь еще немного поспать.