Сказав это, он чуть коснулся моей руки, лежавшей на колене.

– Иногда самые наши прекрасные поступки объясняются причинами, достойными раскаяния. Однако вы никак не могли поступить по-другому. Мы не знаем, что за участь Господь уготовил этому юноше, и, может быть, Он возжелал забрать его как раз тогда. Но вы не Бог, ваши возможности невелики даже в понимании того, что вы можете ожидать от себя.

Я поежилась от порыва холодного ветра и поплотнее закуталась в шаль. Увидев это, Ансельм показал на пруд и предложил:

– Вода теплая, мадам. Не хотите ли погрузить в нее ноги?

– Теплая?

Я недоверчиво уставилась на поверхность водоема. Конечно, я уже видела, что по краям пруда нет мелких льдинок, подобных тем, что образовывались в цистернах со святой водой, стоявших у церкви. А в рыбном пруду виднелись даже какие-то водоросли, спрятавшиеся в трещинах между камнями.

Чтобы побудить меня, Ансельм первым снял свои кожаные сандалии. У него были лицо и речь весьма образованного человека и конечности как у нормандского крестьянина – крупные и крепкие. Приподняв до колен подол, он свесил ноги в воду. Карпы отпрянули, но быстро вернулись и стали обследовать новый для них предмет.

– А они не кусаются? – осторожно спросила я, наблюдая за множеством прожорливых ртов.

– Нет, им не интересна живая плоть, – успокоил меня Ансельм. – У них не сильные челюсти.

Я скинула сандалии и погрузила ноги в воду: к моему удивлению, она была приятной для кожи температуры. Не горячей, а именно теплой – превосходный контраст с неприятным холодом снаружи.

– О, как это славно!

Я пошевелила в воде пальцами, что вызвало среди карпов маленькую панику.

– Неподалеку от аббатства из-под земли бьет несколько источников, – объяснил Ансельм. – Их горячая вода имеет целебные свойства.

Он показал на небольшое отверстие в каменной ограде в дальнем конце пруда, что было полуприкрыто водорослями.

– Из ближайшего источника сюда по трубе идет теплая вода. Поэтому в монастыре круглый год на стол подают рыбу. Без этого в обычной воде карпы бы не выжили.

Мы недолго помолчали, болтая в воде ногами; иногда на нас наталкивались рыбы, нанося своими телами довольно чувствительные удары. Из-за туч проглянуло солнце и одарило нас слабым теплом. Ансельм зажмурился, подставил лицо лучам и, оставаясь в таком положении, вновь начал:

– Вашего первого мужа – его, помнится, зовут Фрэнк? – тоже следует причислить к тем печальным обстоятельствам, с которыми вы ничего не можете сделать.

– Напротив, я могу кое-что сделать, – возразила я. – Я могу вернуться – наверное, могу.