Ансельм приоткрыл один глаз и с сомнением глянул на меня.
– Именно что «наверное». А может, и нет. Не нужно корить себя за то, что вы не стали рисковать жизнью.
– Дело не в риске, – заметила я и тронула пальцем пестрого карпа. – Точнее, не только в нем. В каком-то смысле я, разумеется, боялась, но главное… я не могла оставить Джейми.
Я растерянно пожала плечами.
– Не могла, и все.
Ансельм улыбнулся и открыл второй глаз.
– Хороший брак – один из самых драгоценных даров Господа, – сказал он. – Если вам хватило ума увидеть и принять этот дар, то вам не в чем каяться. А если поразмыслить…
Он оборвал свою речь и, как птичка, склонил голову на плечо. Помолчал и стал рассуждать дальше:
– Вы оставили ваши края приблизительно год назад. Ваш первый муж, вероятнее всего, почти смирился с утратой. Как бы он вас ни любил, терять свойственно всем людям без исключения, и это свойство мы умеем обращать себе на пользу. Очень может быть, что он уже начал вести новую жизнь. Правильно ли будет, если вы бросите человека, которому так нужны, которого любите и с которым связаны священными узами брака, чтобы вернуться туда и разбить его новую жизнь? В особенности если вы вернетесь, руководствуясь исключительно долгом, оставив здесь свое сердце… Нет, конечно!
Он решительно помотал головой.
– Никто не может служить двум господам одновременно, тем более женщина. Если тот брак был истинным, а этот, – он опять кивнул на гостевое крыло, – лишь временной привязанностью, то долг приказывает вам вернуться. Но вас связал Господь, и я полагаю, что вы обязаны посвятить себя шевалье. Теперь о другом вопросе: как вам следует себя вести. Это требует дискуссии.
Ансельм вытащил ноги из воды и вытер их подолом.
– Предлагаю перенести наш разговор в кухню. Надеюсь, брат Евлогий не откажет нам в теплом питье.
Подняв с земли упавший кусочек хлеба, я покрошила его рыбам и тоже стала обуваться.
– Вы не можете себе представить, насколько легче мне стало после того, как мы с вами об этом поговорили, – сказала я. – Тем не менее мне не до конца верится, что вы восприняли мой рассказ как правду.
Он пожал плечами и, пока я завязывала грубые шнурки сандалий, вежливо держал меня за руку.
– Ma chère, я слуга того, кто умел увеличить число хлебов и рыб[36]. – Он улыбнулся и кивнул на пруд, в котором по-прежнему подбирали крошки карпы. – Тому, кто исцелял болящих и воскрешал мертвых. Отчего же мне удивляться тому, что предвечный Господь по собственной воле переместил молодую женщину сквозь камни, стоящие на земле?
Я решила, что сказанное в любом случае предпочтительнее прозвища «блудница вавилонская».