Он аккуратно наложил на каждую рану по два шва, предварительно проведя местное обезболивание. Хирург говорил, что наложил швы очень аккуратно, и, по его мнению, когда они заживут, будет почти незаметно.

– Ну, теперь, – сказал хирург, – расскажи мне, родная, как тебя угораздило?

– Да это вампирица меня когтями ударила, – объяснила Мария, как будто речь шла о совершенно обыденном происшествии.

Хирург страшно разозлился и сказал, что его долг сообщить в милицию.

– Ну что ж делать – сообщай, – не стала возражать Мария, – так и скажи, но скажи, вампирицы больше нет. Была да вся вышла. Так что будешь ты беспокоить милицию зря.

– Может, тебя в психдиспансер отдать? – спросил хирург, тяжело набычившись.

– А я там была, – ответила Мария, – и у меня оттуда справка есть. А злишься ты на меня напрасно. Я тебе не вру. Я обет давала не врать. Так что я разучилась. Я и захочу соврать, да не смогу.

Такой оборот дела хирурга вполне устроил. И сердито сопел он скорее для порядка. Да в конце концов, какое ему дело. Жизни больной ничего не угрожает. А что она слегка чокнутая – так это доктор не виноват.

Вышли из больницы. Мария хотела отправить Валеру на автобусе в Ростов и даже настаивала на этом, но Валера сказал, что не может оставить её одну и должен проводить её до дому.

Ну, в общем, пока они были в больнице, пока спорили с хирургом, пока шли домой, наступил вечер, и как-то так получилось, что Валера уже не мог уйти, ему было просто некуда, потому что следующий поезд в Ростов шёл в три часа ночи, а последняя электричка тоже ушла.

Мария вела себя как-то странно. То она посматривала на Валеру с нежностью, то со страхом. Они выглядели вдвоём немного как существа с разных планет. На ней была кофта, фактически деревенская, на голове косынка. Валера был в джинсах, в красивом свитере, стройный, элегантный, современный, городской. Он сидел за столом, Мария поставила перед ним тарелку горячей каши. Это было так непохоже на бифштекс и красное вино, которыми угощала его когда-то Сильвия Альбертовна.

После ужина Мария сразу вымыла посуду, насухо вытерла и поставила в шкаф.

– Водки нет, не обессудь.

– Да я не любитель водки, – ответил Валера.

Ему было неловко, он чувствовал её интерес к себе. Его это смущало, хотя и не вызывало протеста. Валера был так устроен, что интерес женщины к нему совершенно его обезоруживал. Мария чувствовала, что Валера всё понимает, и ей было стыдно, и от этого стыда ей было ещё труднее справляться с собой.

Так они сидели молча, скованные неловкостью, не зная, что делать, не начать же целоваться ни с того ни с сего. Потом Мария вздохнула и сказала: