– Да, но…

– Так кому теперь это поможет?

Я смотрю на свои ноги. Как будто он знает о моей книге. Она готова для выхода в свет. Я написала книгу о женщине, совершившей преступление и принявшей решение признаться, и о человеке, которого она толкнула, о том, каким он был и что любил. Книга уже готова, значит, и мне нужно быть готовой. Но не уверена, что прямо сейчас подходящее время. Решение признаться и сдаться казалось таким рациональным еще сегодня утром, но теперь я уже не уверена.

– Мне жаль. Жаль, что все так обернулось, – говорит Эд и открывает дверь с громким щелчком.

Смотрю на него в последний, раз.

Я убийца. Он вынужден жить с моей тайной. Интересно, сидит ли у него на груди животное?

– Мне тоже, – отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы уйти. И сейчас нет ни чувства вины, ни стыда, ни паранойи или паники, а только печаль. Мне грустно, что все это произошло по моей вине.

На мгновение я опускаю голову. Пальцы Эда касаются моего запястья так легко, как будто это ветер. На секунду я чувствую, что слон на моей груди немного полегчал. Кладу свою руку на его, и мы сплетаем пальцы. А потом, не поднимая глаз, я отворачиваюсь и ухожу.

В документах о разводе актуальным адресом Рубена значится наша старая квартира, и я направляюсь туда. Не знаю, как он может позволить себе платить за аренду в одиночку. Эта странная мысль порождает ностальгию по тем временам – тем веселым, счастливым временам, когда мы смотрели сто лучших фильмов всех времен; слушали, как женщина, живущая над нами, возвращается домой в три часа ночи, стуча каблуками; и вместе шли под дождем к метро.

Вечер пыльный и жаркий. Когда я приезжаю к дому, уже совсем поздно. Я заставляю мозг не вспоминать о тех местах, где я пережила состояние паники: вход на станцию метро, тротуар, где я упала. Я сосредотачиваюсь на счастливых воспоминаниях. Должны же они быть. Воскресенье, когда мы с Рубеном вернулись из медового месяца: так приятно было вернуться домой, к нашим чаепитиям, нашей кровати и даже совместным поездкам на метро. Тот день, когда Рубен впервые участвовал в приеме граждан вместе с депутатом: это была суббота, он поцеловал меня на прощание, но из-за его волнения поцелуй вышел быстрым и смазанным. Я вспоминаю звуки пианино из дальней комнаты. Мне нравилось подглядывать за ним, когда он играл, наблюдать, как менялись его движения и исчезала привычная строгость.

Я стою на улице, глядя на нашу дверь. Вряд ли он дома вечером пятницы… Но я все же заглядываю в окно.

Везде есть свидетельства его присутствия. Видно, что о растениях, стоящих на ступеньках, хорошо заботятся. Наклейка с эмблемой организации «Исламской помощи» все еще на кухонном окне. Я выдыхаю горячий, летний воздух, жду секунду и звоню в дверь.