– Джоанна, – произносит он одними губами, которые складываются в «о» и затем в «а» из моего имени.
– Эд…
Его жена отходит в сторону, и – к моему удивлению – Эд выходит за порог и закрывает за собой дверь. Он знает, и она знает. Все знают. Мысль пульсирует в висках. Но сейчас это неважно, уже неважно, напоминаю я себе.
Я неловко переминаюсь с ноги на ногу перед его входной дверью, а он смотрит на меня снизу вверх. Эд стал меньше ростом, усох.
– Я… – Слова застревают в горле.
Он смотрит на меня бесстрастно и молчит. Его глаза кажутся огромными за стеклами очков. После своего побега я связалась со всеми кроме Эда. Я вообще с ним не общалась, даже когда мне были нужны рекомендации, несмотря на шесть лет совместной работы. Даже несмотря на то, что он был моим Эдом. Я не смогла, мне не хватило сил.
– Джоанна, – повторяет он еще раз.
Я всматриваюсь в его лицо и пытаюсь подобрать слова.
Он беспомощно пожимает плечами, глядя на меня.
– Я… – он поднимает руки, затем снова пожимает плечами. Улыбается печально. – Ты ушла, – говорит он наконец.
– Да.
Он долго смотрит на меня. Его глаза изучают мои черты.
– Я никогда не думал, что ты уйдешь, – тихо говорит он.
Наши взгляды встречаются, и в глазах тысячи слов, которые мы не можем произнести вслух.
– А ты… – начинаю задавать вопрос, но слова не идут.
После двух лет – трех в декабре – бесчисленных потерь и катастроф, я не могу заставить себя сказать это. Не могу произнести. Как будто преступление переместилось в печальную, немую и абсолютно черную часть моей души. Я бы не пережила новый приступ стыда и паники.
Он делает шаг мне навстречу, и я вижу, что за шоком и печалью, вызванными моим бегством, скрывается еще и сочувствие. Конечно, сочувствие. Это же Эд.
Он все знает. Я понимаю это настолько ясно, будто это знание обрело физическую форму и материализовалось прямо на подъездной дорожке. Это не паранойя, как два года назад, это просто знание. Думаю, тогда он не был уверен, но сейчас знает точно.
Он делает еще шаг, а я пячусь назад, как лошадь, готовая сбежать в испуге. Он протягивает руку, чтобы коснуться меня, но останавливается.
– Ты знаешь, – говорю я.