Просыпаюсь от звонка будильника, задыхаясь. Во рту ничего, только ощущение липкости от сэндвича, который я съел перед тем, как уснул. Мячик для пинг-понга откатился к стене. Оно и к лучшему. Хлою я повидал. Пора навестить родителей.
Я подхожу к дому еще в сумерках.
Мои старые качели на месте, но деревья уже состарились. Я вижу нас всех: себя, играющего в Человека-паука, топчущихся неподалеку родителей. Папа воюет с садовым шлангом, а мама рассказывает ему, о чем люди пишут в «Фейсбуке». Он просит ее использовать телефон с пользой и, например, узнать, куда поехать за шлангом. В мусорном ящике поздравительная открытка от какой-то Надин. Никого с таким именем я не знаю. Тихонько-тихонько накрываю ящик крышкой, но тут ломается какой-то прутик, и я застываю на месте. Это чувство — что кто-то следит за мной — посещает меня часто. Но каждый раз никого поблизости нет. Наверное, прав был тот врач в больнице, который сказал, что это
Но я в безопасности, я в воспоминаниях:
Папа смеется: «
Мама шлепает его по щеке. «
Уже после моего возвращения, когда я стал подолгу оставаться у себя в комнате, мама часто засиживалась допоздна и, поджав губы, прокручивала и прокручивала «Фейсбук». Однажды я спросил, почему она не отчаялась. «
Я так близко, что уже ощущаю внутренние запахи дома. И даже слышу старые отцовские песни. Так хочется войти, лечь на свою кровать, слопать бургер с нашего гриля и пожаловаться, что меня заставляют есть брокколи из микроволновки.
Вместо этого я достаю из ящика свою первую любимую газету, «Телеграф». Запах знакомый, тот же. Я листаю страницы, и сердце прибавляет шаг. Вот и последняя. Там я поместил сообщение для родителей. Никогда раньше я так не делал, и вот теперь при виде слов, заключенных в черную квадратную рамку, меня охватывает волнение.
Мама и папа, я Бесконечно Люблю вас и Всегда буду Скучать по вам и помнить все, что у нас было: как мы смеялись за обедом, вашу любовь. Спасибо за то, что позволили мне быть собой. Знаю, со мной было нелегко, и также знаю, что вы лучшие. Люблю вас, ваш Джон.