Открываю первую дверь и вспоминаю, как приходила в его убежище и видела выражение его лица. Он всегда уже был на месте и ждал меня. Открываю вторую — и вот я на месте, в торговом центре. Я здесь. Сейчас я спокойнее, чем была на улице. Я уже забыла, что чувствует Джон, как он всегда унимает во мне потребность нравиться, угождать, быть той, кого приглашают и принимают как свою. Меня отделяют от него всего пятьдесят футов, и, кроме нас, нет больше ничего. Наши встречи всегда проходили спокойно и ровно, и меня это пугало. Если я вдруг вскакивала и уходила, он оставался сидеть в одиночестве. Трудно быть юной и чувствовать, что подбираешься к пониманию себя, всех своих минусов и плюсов.

Но теперь я достаточно взрослая.

Дверь в «Роллинг Джек» закрыта. Стекло заклеено старыми газетами. Стучу в стекло, как стучала в дверь убежища. Нет ответа. Берусь за металлическую ручку и замечаю — пальцы дрожат. Дверь поддается легко, и я ступаю на зеленый ковер с подогревом. Гудят включенные галогенные светильники. Останавливаюсь в нерешительности, потом слышу его.

Стук-стук.

Джон.

Не обманул. Он здесь. И я здесь. Зажимаю рот рукой. Он в задней части помещения, за перегородкой из плексигласа, в помещении, где всегда было полно снаряжения, клюшек для гольфа и снимков со здоровяками из «Луисвиля». Он в черной футболке. Джинсы. Ботинки. Волосы. Чисто выбрит. Вокруг глаз морщинки. Годы. Но он все тот же Джон. Немного отстраненный, не рвется в дверь, чтобы меня обнять.

Он тоже меня рассматривает. Его взгляд падает на мой безымянный палец и возвращается. Он понимает.

Иду к двери в заднюю комнату, и он не сводит с меня глаз, когда я дергаю за ручку, как сделал бы любой на моем месте. Ручка все та же, бронзовая, помятая. Тяну сильней. Не поддается. Он сдерживает дыхание. Не двигается со своего места. Он не отпирает дверь, не спешит прижать меня к себе. Он не сделал этого тогда, не делает сейчас, и я отпускаю ручку.

— Джон? — Это самый трудный вопрос, который я годами носила в себе.

— Хлоя, — говорит он. — Прости.

Опустившись на пол, я плачу из-за того, что жизнь вот такая. Я думала, все будет по-другому, потому что все стало другим, потому что я взрослая. Я больше не разрываюсь, я ушла от чужого к своему, и казалось, что вот она, моя новая жизнь. Но здесь еще одна дверь. И вроде бы виновата я.

— Прости, Джон. Мне так жаль. Знаю, мне нужно было лучше относиться к тебе. Прости за то, что я такая, как есть.

Он снова стучит в стекло.