— И да, и нет, — отвечает он, и я вижу боль в его лице.

И теперь до меня начинает доходить. Весь масштаб происходящего. Обманчивый образ в медиа, отважный, бодрый, выживший, новая путевка в жизнь. Вся эта ложь. Полуправда этого отравленного тела. И да, и нет. От осознания собственного бессилия кружится голова. Невыносимо думать, что любовь не значит ничего, когда в игру вступает судьба. И все из-за Роджера Блэра? Это он судьба? Неужели он победил нас?

Звонит телефон, и я вздрагиваю. Это он. Джон. Он опустился на пол и теперь сидит, прижавшись спиной к стеклу.

Он написал только Хлоя.

Сажусь по эту сторону спиной к нему, пишу ответ. Джон.

Он отправляет мне ссылку на некролог одного человеа из Линна. Пока я читаю, шлет следующую. Потом еще одну. Вот какой была его жизнь. Он носил эту информацию с собой. Ждал, когда можно будет мне показать. Он не хотел этим людям зла. Отсюда и барьер из стекла. Отсюда его слезы.

Ссылок все больше, от них кружится голова, они ошеломляют. Фотографии. Некрологи. Я отправляю ему ссылку на нашу песню «The Way It Goes». Мы любили ее в старших классах, и ему нравится этот вариант исполнения. Песня заканчивается, и нас связывает молчание. Я чувствую его боль. Его доброту. Мальчик-парадокс. Мальчик с хомячком.

ПОРА, ДЖОН. ИДЕМ. НАМ НАДО ИДТИ. МЫ СУМЕЕМ ВСЕ ИСПРАВИТЬ.

ХЛОЯ, МЫ НЕ МОЖЕМ УЙТИ.

КОНЕЧНО, МОЖЕМ. МЫ С ЭТИМ РАЗБЕРЕМСЯ.

— Хлоя, — говорит он, и я вздрагиваю. Не слышала, как он поднялся.

Кладу телефон в карман. Вытираю лоб. Я потеряла чувство времени и места. Меня мутит, как будто я побывала под гипнозом.

Он прижимает ладони к стеклу, и я поднимаю к ним свои ладони.

— Я люблю тебя, — говорит он.