— Джон, даже после твоего возвращения, когда ты не захотел встретиться со мной…
— Не смог встретиться с тобой, — перебивает он. — Хотел. Но не смог.
— Не встретился, — говорю я. — Именно так все и получилось. Похоже, так всегда и получается. И как бы мы ни были близки…
— Есть кое-что, разделяющее нас, — заканчивает он.
Мои ладони касаются стекла напротив его ладоней. Мы никогда не подходили друг к другу так близко. Я отчетливо вижу поры на его щеках, адамово яблоко, вены на шее, маленькие черные крапинки в зрачках, ресницы, губы. Не важно, что нам хочется. Это ничто по сравнению с тем, что есть.
Он кивает на стул. Я сажусь со своей стороны, он — со своей. Как заключенные. Мы и есть заключенные.
— Я должна знать, Джон. Это был ты в Провиденсе?
Он затягивает песню, тот рекламный джингл в мебельном магазине «Алекс». Я и забыла, каким он может быть забавным, забыла, как смеялась над ним от души. Потом наступает отрезвление, и момент трансформируется во что-то другое. Это
— Не нужно мне было это делать. Просто я скучал по тебе и очень хотел услышать твой голос. Мне жаль. Прости.
— Джон, я до сих пор не понимаю. Ты мог мне написать. Мог рассказать про это… чем бы оно ни было.
— Но я не знаю, что это.
— Но ты знаешь
Он сжимает кулаки.
— Самое трудное на свете — находиться вдали от тебя. Я знал, что все к этому идет. Думал, ладно, сумею встретиться с тобой, поговорить, но тогда мне пришлось бы рассказать, как я запутался. Я боялся подвести тебя, как подвел в детстве.
— Нет, Джон. Ты меня не подвел. Я думала, что мы всю жизнь будем вместе. Я всегда считала, что это я подвела тебя. Когда ты исчез, я ночей не спала. Я так по тебе тосковала. А потом изменилась. Почувствовала, как это происходит. Это было ужасно, Джон. Как в фильме ужасов. Я чувствовала, как отдаляюсь от тебя, становлюсь взрослей, выгляжу иначе. Смотрела в зеркало и понимала, как давно тебя нет. Было тяжело… больно.
— Прости, Хлоя.
— Нет, — говорю я. — Мы снова вместе. Как прежде. Ты вернулся, Джон.