Я часто думал о том, какойэто все-таки, странный феномен – Родина. После стольких ударов и страданий я ещё больше полюбил её. Сейчас я ещё больше убедился в том, что мою землю обязательно надо было спасти от зла, но как? Открытая борьбас бесчисленным врагом была невозможной, да и глупой. Для борьбы со злом надо было придумать другие способы, чтобы наш измученный народ ещё раз не оказался на грани уничтожения.
В Уфе я три года сидел в тюрьме. Я сумел-таки передать одному освободившемуся заключенному мой адрес в Полтаве, с просьбой, чтобы он написал Тамаре и сообщил ей о моём местонахождении. Через пять месяцев она приехала ко мне, нам даже разрешили свидание. Она была рада, что я остался в живых. Тамара рассказывала о Дате, о том, каким он растёт парнем, показала фотографии, говорила, что он хорошо учится и всё время спрашивает, когда вернётся папа, что он ждёт меня, и что его не оторвать от окна.
Сначала я вроде бы успокоился, что у них всё в порядке, но потом мне стало больно, и я разволновался оттого, что и мой сын растёт без отца, точно так же, как и я. Я был зол на себя за то, что не смог сдержать своего слова. Ведь я так хотел, чтобы мой сын всегда был рядом со мной, и не был лишён отцовского внимания и тепла. Тамара почувствовала моё настроение и предупредила меня, чтобы я не вздумал бежать, а то всю жизнь пришлось бы быть в бегах. Она обещала похлопотать, и как-нибудь вызволить меня. Оказывается, Петра перевели в Киев, он был партийным функционером, и она надеялась на его помощь. Как бы там ни было, они будут ждать меня, а летом она обещала привезти и Дату. Она сказала и то, что живёт надеждой, о моём скором освобождение, и пишет стихи. Трудно было расставаться с ней, но что я мог поделать. Без помощи извне бежать из этой тюрьмы было невозможно.
Весной меня перевели в лагерь близ Уфы. Там строился большой химический завод, рядом с ним была деревообрабатывающая фабрика, которая снабжала стройку пиломатериалами. Наш лагерь вместе с несколькими другими лагерями обеспечивал работу этого завода. Там я ещё раз убедился, как тесен этот мир. В лагере было всего четыре барака, которые были поделены согласно тому, кто на какую работу был распределен. Здесь было много политических, но жили они в разных бараках. Меня распределили во второй. Политические тут же пришли за мной и взяли меня к себе. Где-то, посередине барака, у них было отгорожено место для своих, вот там они меня и поместили. Уставший, я присел на койку, и мы разговорились о том о сём. Надо же было им узнать обо мне всё! Вдруг я услышал голос: «Не задавайте ему много вопросов! Я за него ручаюсь!» Я посмотрел: Боже мой, Габро! Мы обнялись. Политические с удивлением смотрели на нас: мол, откуда он знаком с вором в законе. Оказалось, что за этим и за всеми лагерями вокруг смотрел именно он, он был смотрящим всей округи. У него всё было налажено, и дела шли, как по маслу. Он свободно передвигался между лагерями. Габро даже не пытался бежать. Деньги и положение у него были. «Зачем и куда мне бежать, мне сорок пять, устал уже бегать.» – Говорил он. В конце барака у него была устроена своя хата, похожая на великолепную городскую квартиру. Он забрал меня к себе. «Если захочешь бежать, то такие дела здесь без меня не делаются. Я и так твой должник, когда скажешь, тогда я тебя и отпущу,» – сказал он мне с улыбкой.