Светлый фон

– Лёша, прекращай. Я знаю, ты знаешь, что мы вместе не потому что ты любишь. И это подтвердит сотня парней, проводивших с тобой время. Скажи честно, зачем всё это?

Она снова оказалась сильно близко. Поднимает голову, чтобы остаться услышанной. Опять снизу вверх? Нет, уже свысока.

– Давай я скажу. Я – твоя ширма. И нужна только, чтобы прикрыть твою ориентацию. Но знаешь, да, ты же знаешь, что таких как ты в балете много. И знаешь, вдруг не знаешь, но они адаптировались жить с теми, кого любят без подозрений со стороны.

Танцор сидел на холодном паркете и, вздрагивая, сжимал в руках осколки. Сегодняшний день уже стоило обвести в календаре. Она повысила на меня голос.

На сжатые в кулак осколки Таня сжала запястья Алексея, не отрываясь взглядом от его глаз.

– Ты ещё не премьер и даже не солист. Спустись на землю. В клипе очередного певца будешь сниматься спроси как ему жить с мужчиной и не бояться этого. Спроси его, как жить в этом мире и быть честным хотя бы с собой. Иногда. По праздникам. Смотря в зеркало говорить правду. Узнай у него, как уважать тех, кто тебя любит.

Стиснув зубы, Лёша чувствовал всем телом, как её ногти впиваются в чувствительную кожу. Мелкая боль. И голос сквозящий морозом ниже нуля.

Под напором танцор вложил в мягкие ладони девушки осколки.

– Ты жестока. Говоришь как последняя дрянь.

Острое, колючее впивается в кожу. Оно может ранить глубоко. Разрезать до мяса. Проникнуть до самых тонких вен. Вонзиться в ладонь так, что без хирурга не вытащить. Чтобы от боли девушка замолчала. Насовсем.

Но она лишь мило улыбнулась.

– У меня учитель есть хороший. Ты.

Таня скинула порцию стекла в ведро. Ловко. Без вреда. Пожала плечами и двинула мимо стола, оставив за бортом внимания Алексея. Хрупкая, смешная Таня стала слишком сильной. Опасной. Для тех, кто испытывал и испытывает её нервы. Кто-то смотрит с ненавистью ей вслед и только хочет что-то крикнуть. А не может.

Не может человек ответить наотмашь, когда она может припечатать ответом покрепче. Неподготовленный, слабый парень Лёша никогда не мог постоять за себя словами верными. Только криками и матом. И не умел думать о важном. На это не было времени в его личном расписании. С утра подумать о том, сколько километров пробежать сегодня или как скорее вывезти из себя токсин кокаина. В обед помучить разум мыслями, как бы он смотрелся на сцене Парижской оперы. Ближе к вечеру запарить себя на несколько часов о внешности для хороших съёмок. Вечером математически вычислить вероятность того, что ему сегодня повезёт подцепить хорошего парня. Любовь и сочувствие не были в этом списке.