На последней секунде гудков кто-то всё же нажал "ответить".

Юра наклонился над телефоном ещё ниже.

– Слава небесам, ты наконец-то ответила. Таня… Скажи, что с тобой всё хорошо. Я уехал… Долго уснуть не мог… А потом дозвониться… Ты прости… Прости идиота, что не настоял остаться с тобой… Просто…

Его нервный приступ жалости прервал тяжёлый, мужской голос.

– Кто это?

Юра узнал его. Протяжное "о" и манерное "э". Парень выпрямился в полный рост, сжав пальцы в кулак.

– Алексей? А Таня… Она где?

– Ах, это ты, художник? Таню ночью увезли в больницу.

Отставив кружку в сторону, Юра бросился обратно в комнату.

– Что с ней? Что с ней случилось?

Он слушал каждое слово как будто через стену. Упала, сломала руку, сотрясение. Скотина. И ты, и он. Вот если бы вломился в дверь, постучал в неё и безумно ударил по морде, она, твоя уже крепко любимая была в порядке. Она…

– Как она?

По ту сторону телефона Лёша крутил в руках Танин паспорт. Какая-то маленькая иллюзия, что она всё ещё принадлежит ему.

– Сейчас ей лучше. Но врачи оставили ещё на неделю в палате. Ей нужны витамины. Организм слишком слаб.

Швырнув полотенце на кровать, Юра оскалился. "Из-за тебя она слабая, всё из-за тебя". Он мог бы броситься в громкие обвинения, сильные речи и грубость сквозь зубы, но что-то подсказывало, что танцор не умеет слышать больше двух фраз. Сколько Таня с заботой повторяла – "он мне лекарства покупает, он помогает мне жить", и никогда не сказала – "неправда, лекарства я покупаю сама и мне их не хватает".

Теперь больница. Опять и снова.

– Что ты сделал с ней?

Лёша опешил, переложив телефон от напряжения в другую руку.

– О чём ты?