Рита ему всё рассказала. Может быть, и не всё, но про своё свидание с Димой Романовым — точно.

Почему-то Иванов с горькой усмешкой подумал, что, окажись она беременна, Слава бы отреагировал более сдержанно. Но такой удар по собственной гордости почти убил его, и на улицу Слава выходил, еле переставляя ноги, разбитый и подозрительно притихший.

И это было очень, очень, невероятно плохо. Хуже агрессивного Чанухина мог быть только он же, ушедший в себя. В такие периоды Максим боялся отойти от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки, как-то по-глупому опасаясь, что иначе не успеет схватить его за секунду до полёта в неизвестность.

Просто Слава редко останавливался, не доведя до совершенства то, за что брался. Будь то иностранный язык, продвинутый курс органической химии или страсть к саморазрушению.

Они остановились на границе оранжевого круга, прорисованного на снегу светом стоящего у подъезда фонаря. Слава молча достал пачку сигарет, Максим так же молча выдернул одну для себя и ощутил причудливо-тёплое поглаживание в груди от возникшей тут же мысли, что Поля бы его за это отругала.

В воздухе крутились волчком редкие сухие зёрнышки снега, словно вытряхнутые кем-то из старого цветастого ковра прямо им на головы. Сигареты удивительным образом не помогали успокоиться, и тяжело было понять, то ли это они оставляют такое горькое послевкусие, то ли тишина, вибрирующая и готовая взорваться от сдерживаемых в себе криков гнева и отчаяния.

Ни один из них так и не проронил ни слова ни в ожидании такси, ни по дороге к дому Максима. Он давал Славе время остыть и заодно остывал сам, обмениваясь короткими сообщениями с Полиной, метавшейся от состояния «попробуй его понять и поддержать» до «я хочу свернуть ему шею лично». И она так искренне восторгалась его бестолковыми и почти безрезультатными утренними перемещениями из квартиры в квартиру, что он и сам начинал верить, будто принёс какую-то пользу, а не только устроил переполох на пустом месте.

— Рассказывай, — выдохнул Максим, поставив на столик рядом с Чанухиным пепельницу и бутылку какого-то вина, наугад вытащенного из маминых запасов, в ходе этих праздников опустевших уже наполовину. Чтобы избежать общества назойливо крутящихся поблизости братьев, пришлось выйти на веранду — благо, в очаге ещё оставались мизерные вкрапления не прогоревших углей, способных дать достаточно тепла.

— А у тебя случайно нет косячка в заначке? — уточнил Слава с кривой ухмылкой, скептически посмотрев на предоставленную ему гуманитарную помощь.

— Вот только вчера прикончил. Сейчас спрошу у Тёмы, может, у него завалялось где-нибудь на пару дорожек, — злобно огрызнулся Максим, даже будучи в хорошем настроении считавший подобные шутки ничуть не смешными.