И это было так страшно, до разрывающего легкие, задушенного где-то там глубоко внутри, отчаянного воя, который я изо всех сил пыталась сдержать, дрожащими руками стягивая с себя одежду под этим гнусным, чужим взглядом.

"Подумаешь, раздеться!" – наверняка сказала бы какая-нибудь "многоумная", но с таким же успехом можно на каждое насилие заявлять: "Подумаешь, потрахаться!". А дело ведь совсем не в том, что непонятно кто засунул в тебя свой член или увидел твое интимное, страшнее всего, когда подавляют твою волю, и ты перестаешь чувствовать себя человеком. Вот это самое невыносимое. Способов же, как надругаться над человеком – миллионы и не стоит умалять ни один из них.

С такими мыслями стягиваю последний бастион – трусики, и с ужасом обнаруживаю на них кровь.

Ее немного, но от этого совсем не легче. Застыв, не знаю, что делать. Просто не знаю. Просить о помощи, однозначно, не стоит, неизвестно, чем это еще обернется, но и стоять, смотреть… Боже, я сойду с ума!

На меня накатывает такая паника, что я едва не сползаю по стенке. Пошатнувшись, закрываю рот ладонью, сдерживая рыдание, но тут же холодные руки, подхватившие меня за талию, приводят в чувство.

– Не трогайте! Не трогайте меня! – едва не кричу, отталкивая Елисеева от себя. Стоять голой почти вплотную к по сути совершенно незнакомому мужчине не просто неловко, а неприятно и мерзко до слез, особенно, когда замечаешь, что у него вполне естественная реакция на твою наготу.

– Ты очень ладная, красивая девочка, – шепчет он хрипло, поедая меня горящим взглядом, но к счастью, тут же берет себя в руки и возвращаясь на свое место на крышке унитаза, добавляет. – Однако, дефицитом красивых баб Долгов не страдает, поэтому мне интересно, зачем ты ему была нужна? Для шпионажа или все-таки это такой символический ход, чтобы показать нам, что в твоем лице он поимел и всех нас? Что скажешь?

– Не знаю, я не шпионила для него, и на сто процентов уверена, что он бы не стал ради сомнительного удовольствия устраивать подобный цирк на Дне Рождении своей дочери, – неимоверным усилием воли беру свою истерику под контроль и захожу в душевую кабину, чтобы поскорее скрыться от пронизывающих насквозь глаз.

– Это, Настенька, далеко не сомнительное удовольствие. Ты вообще в курсе, какие репутационные потери несет теперь твой отчим? Не закрывай! – доносится сквозь шум воды приказ Елисеева.

Я вздрагиваю и нехотя отпускаю ручку дверцы, торопливо отворачиваюсь и намыливаю вехотку, стараясь не паниковать, приговаривая про себя:

“Спокойно, Настя, ты выдержишь! Ты сможешь! Все будет хорошо, малыш будет жив!“